А. Горбунов - Анатолий Тарасов

Тарасов рассказывал, как в 1965 году в Тампере, когда стало ясно, что основным соперником советской сборной на чемпионате мира будет команда Чехословакии, он отправился смотреть игру чехов с канадцами. 8:0 в пользу Чехословакии. Легкая, казалось бы, расправа. Но Тарасов в отличие от большинства наблюдателей обратил внимание на немаловажное, по его мнению, обстоятельство, такой разгром предопределившее. «Никакого тренерского руководства игрой Канады, — вспоминал он. — Всё пущено по воле волн. Игроки злятся, ругают друг друга, судей. А где тренеры? Они стоят, опершись о борт, как посторонние наблюдатели, каждый, конечно, по-своему переживая неудачу. Ни одного слова игрокам, никаких мер, которые как-то могли бы спасти канадцев от разгрома».

«Всё выглядело так, — вспоминает появление Тарасова в игровой зоне писатель Александр Нилин, — что не выдержал он — бросился к скамейке игроков, вмешался, дал мудрейшие указания и спас. А уж Кулагина отодвинул ненароком, не задумываясь о ритуале — ведь на выручку тонущих бросился. И действительно выручил — победили 8:5».

В том-то и дело, что никуда Тарасов не бросался, не перепрыгивал через ступеньки Дворца, устремляясь вниз, а спускался медленно, можно даже сказать, степенно. И будучи, как точно подметил Владимир Акопян, «наделенным от природы удивительным внутренним тактом — таким неподдельным, что иногда даже высшие профессиональные интересы не позволяли ему переступить некий нравственный этический барьер», на скамейку к игрокам не проходил, Кулагина не отодвигал, оставался за спинами хоккеистов. Они даже не оборачивались к нему — только слушали его монологи-внушения, обращенные к каждому и, судя по тому, как заиграла после этого команда, правильно услышанные.

Тарасов не кричал, говорил негромко, но так, чтобы слова его не потерялись за шумом стадиона, а доходили до сознания каждого. Говорил всё, что он думает об игроках. Словосочетания, характеристики и эпитеты не подбирал, о самолюбии хоккеистов не заботился.

Сначала ЦСКА сравнял счет, а потом Петров, Викулов и Фирсов за четыре минуты забросили еще три шайбы. После последней, фирсовской, влетевшей в спартаковские ворота на 56-й минуте, Тарасов столь же неспешно, как и спускался, поднялся к своему постоянному месту в ложе «А» и досматривал матч сидя.

Потом, после награждения ЦСКА, Тарасов спустился на лед и сфотографировался с командой. Алексей Хомич, легендарный в прошлом футбольный вратарь, ставший фотокором, запечатлел победителей Кубка европейских чемпионов. На опубликованном в еженедельнике «Футбол-хоккей» фото Тарасов стоит не в группе тренеров, расположившихся на снимке слева, а справа, рядом с игроками, между Виктором Полупановым и Владимиром Викуловым.

Автор отчета, Тарасова во всей этой истории «не заметивший», объяснил внезапную метаморфозу просто: «Архитрудная ситуация сыграла для ЦСКА роль пружины, которая действует тем сильнее, чем больше ее сдавливают. Тренерам ЦСКА удалось воодушевить игроков, поднять их настроение. Особо мне хочется сказать о Б. Кулагине… Тот перелом, который создала армейская команда в повторной встрече Кубка чемпионов, то воодушевление, с которым хоккеисты ЦСКА вели штурм в заключительной 20-минутке, говорит о том, что армейцами руководила твердая рука тренера».

Вот так. Кулагин был: воодушевил, руководил… Тарасова — не было…

На момент второго европейского матча со «Спартаком» ЦСКА сыграл в чемпионате СССР семь туров и проиграл всего одну встречу. Потом он без проблем расправился в гостях с аутсайдерами — «Трактором» и «Сибирью», но по возвращении в Москву был крепко бит армейцами Ленинграда (2:7). Из девяти следующих матчей ЦСКА проиграл четыре, в том числе дважды «Химику». И в день домашней игры с горьковским «Торпедо», 16 ноября 1970 года, Тарасов был вызван к заместителю министра обороны, который объявил ему о назначении начальником и старшим тренером хоккейного клуба ЦСКА. Сообщить об этом публике уполномочили ТАСС, что агентство и сделало с телеграфным лаконизмом: «Старшим тренером хоккейной команды ЦСКА вновь назначен А. В. Тарасов».

Тарасов понимал, что за сложившуюся ситуацию — отсутствие внятной игры и десятиочковое отставание от «Динамо» — ответственность прежде других несет он сам. Это он, уходя, рекомендовал Кулагина, специалиста хорошего (Борис Павлович подтвердил потом свою квалификацию, работая в «Крыльях Советов»), но с ЦСКА в отсутствие Тарасова справиться не сумевшего.

Кулагин был хорошим помощником Тарасову. «Мы находили с ним общий язык, — говорил Анатолий Владимирович, — и сотрудничество наше было плодотворным. Большую часть времени руководил командой я, а он мне помогал». Когда Тарасову приходилось на какое-то время ложиться в госпиталь, он нисколько не опасался за качество работы в команде без него. Хоккеистам и в голову не приходило снижать к себе требования, филонить, халтурить — каждый из них был осведомлен о том, что Тарасов вот-вот появится на тренировочной площадке.

Ошибся ли Тарасов, рекомендуя в качестве преемника, пусть даже всего на год, своего многолетнего помощника, которому он всецело доверял? Скорее да, чем нет. Тарасов, надо полагать, недооценил важный фактор: отсутствие у Кулагина навыков самостоятельной работы. Не стоит, впрочем, забывать о том, что, рекомендуя Кулагина, Тарасов настоятельно просил Бориса Павловича «обязательно сохранять традиции команды, бережно относиться к ветеранам, учиться у “стариков”, как это и делали мы с ним многие годы».

Вернувшись летом 1970-го из отпуска и придя на тренировку ЦСКА, Тарасов был поражен. Он увидел, что «меняется, по существу, весь тренировочный процесс». Тарасов немедленно собрал тренеров. По должности он имел право наблюдать за занятиями всех армейских команд и давать — при необходимости — корректирующие рекомендации. «Я, — вспоминал Тарасов, — сказал им, что напрасно они сразу же пошли на столь решительную перестройку. Смена руководства команды — процесс непростой, спортсменам требуется какой-то срок, чтобы привыкнуть к новым тренерам, и поэтому рискованно резко менять курс движения — на повороте может занести».

Кулагин с этим не согласился. «Встал вопрос, — говорил он, — копировать Анатолия Владимировича или нет? Пришли к единодушному выводу: копировать не стоит! В противном случае никто не понял бы нас». Кулагин настаивал на том, что обязан придумать что-то свое, а не работать по старым лекалам. Доля истины в его упорстве есть. Тарасов и сам всегда выступал против слепого, бездумного копирования. Но ошибка Кулагина — первая ошибка — заключалась в том, что он нарушил один из основополагающих принципов — принцип постепенности при переходе к новым формам тренировочного процесса. Во многом отказавшись от прежних методов, привычных для подавляющего большинства хоккеистов, прошедших школу Тарасова, Борис Павлович не сумел убедить подопечных в жизнестойкости предложенного им «нового тренировочного курса». Он, как подметил Тарасов после разговора с игроками, «не увлек их, не заинтересовал, опытные мастера не приняли его… и команда была обречена на неизбежные неудачи».