Йоахим Видер - Катастрофа на Волге

Когда началось русское контрнаступление, приближение которого нельзя было не видеть, оно застало 6-ю армию фактически неподготовленной. Генерал фон Зейдлиц сразу же понял, что глубокий прорыв противника на обоих флангах армии влечет за собой смертельную угрозу. После всего случившегося не могло быть ни малейшего сомнения в том, что немецкую группировку ожидает катастрофа. Спасение Зейдлиц видел лишь в том, чтобы вновь обрести оперативную свободу, незамедлительно отведя войска назад или вырвавшись из начавшего уже обрисовываться кольца. Руководители армии, как и вышестоящее командование группы армий, которое из-за отсутствия резервов ничем не могло помочь, в то время тоже подумывали об этом. Из штаба 6-й армии поступил приказ в целях подготовки к намеченному на 25 ноября прорыву в числе прочих мер сжечь излишнее боевое имущество, и генерал фон Зейдлиц соответствующим образом проинструктировал штабных офицеров восьми своих дивизий. При этом он напомнил присутствующим об исторической битве в окружении под Лодзью в 1914 году и знаменитом прорыве в районе Бржезины, в котором он молодым лейтенантом ровно 28 лет назад сам принимал участие. Зейдлиц был убежден, что 6-я армия должна как можно скорее вырваться из роковых объятий противника. Он заявил, что немецкой группировке угрожают «Бржезины» или новые «Канны».

Твердо рассчитывая на предстоящий прорыв и на получение соответствующих указаний от командования армии, штаб которой пока еще располагался на западном берегу Дона, генерал фон Зейдлиц распорядился эвакуировать вдающийся к Волге особенно опасный выступ на северо-восточном отрезке своего участка фронта. К этому его побуждали чисто военные соображения. После отвода основной массы частей XIV танкового корпуса с занимаемого ими участка, чтобы защитить подвергавшийся серьезной опасности северный фронт армии, LI танковый корпус был вынужден дополнительно принять на себя оборону оголившегося участка протяженностью 30 километров от Спартаковки до района Котлубань. Это означало, что линия обороны корпуса увеличилась почти что вдвое. Занявшие новый участок потрепанные подразделения – для этой цели были выделены 60-я моторизованная пехотная дивизия и остатки разгромленной 94-й пехотной дивизии – были не в состоянии прочно закрыть образовавшуюся брешь. Поэтому стыковые фланги обеих дивизий, которые не могли удерживать растянувшийся и находящийся под ударом фронт, были отведены назад на спрямленные позиции, что укоротило линию обороны корпуса на 15 километров. Конечно, Зейдлиц поступил самовольно. Однако он считал себя вправе так поступать. Ибо в первые горячие дни русского наступления не было тесного контакта со штабом армии, который был расположен далеко. Штаб был обременен тяжелыми заботами. Вместе с тем Зейдлиц учитывал ожидавшийся приказ о прорыве. Он был убежден, что начатое им оттягивание фронта поможет предстоящей операции по прорыву. «Мне казалось, что в эти первые дни я могу и должен действовать самостоятельно, с тем чтобы облегчить положение всей армии, однако, разумеется, руководствуясь при этом общим оперативным замыслом командования армии, то есть в духе энергично отстаиваемого штабом единственно правильного решения спастись от гибели путем незамедлительного прорыва на юго-запад в направлении Котельниково». Не вина Зейдлица, что прорыв так и не состоялся и что его продиктованные обстановкой самостоятельные действия имели отрицательные последствия для войск, лишившихся отрезка своих старых зимних позиций. Потерявшие боеспособность пехотные подразделения 94-й дивизии были разгромлены наступавшими им на пятки русскими. И все же позиции на сокращенной линии обороны удалось удержать, что подтверждает в своих воспоминаниях помощник начальника штаба этой дивизии Г. Тепке, который был тогда непосредственным участником событий и позднее ярко описал их{173}.

Начальник штаба LI корпуса полковник Клаузиус, как говорили, в своем запоздалом донесении штабу армии заявлял, что оттяжка оборонительного фронта в районе Ерзовка была осуществлена также с целью дать командованию армии дополнительный аргумент в пользу прорыва из окружения{174}. Однако для генерала фон Зейдлица главную и решающую роль при этом играли другие побуждения. Сокращение линии фронта представлялось ему, прежде всего, тактической необходимостью. Очень скоро после самовольного решения командира корпуса командование армии само оказалось вынужденным укоротить линию фронта и на других участках, с тем чтобы высвободить войска. При осуществлении этих мер повсюду возникали точно такие же осложнения, так как оборудованных позиций или укрепленных опорных пунктов нигде не было{175}.

Между прочим, в своих «Принципиальных замечаниях» по поводу операций под Сталинградом Паулюс ни единым словом не упоминает о вызванных тактической необходимостью мерах генерала фон Зейдлица, которые не оказали существенного влияния на общий ход событий. Когда главное командование сухопутных сил в резкой форме потребовало отчета за произведенное без санкции сокращение линии северного участка фронта, Паулюс заявил, что он одобряет эту меру.

Мы столь подробно остановились на этих событиях лишь по той причине, что в литературе о Сталинграде они большей частью рисуются в искаженном свете, драматизируются или преувеличиваются по своим последствиям. Неправильное изображение, как самой сути дела, так и хронологической взаимосвязи событий мы встречаем, в частности, у Тепке и Шретера. В заблуждение впал здесь и генерал Дерр, говоря о «нарушении дисциплины одним из корпусных командиров на передовой линии фронта в самый разгар тяжелого кризиса»{176}. Позднее он сам сожалел о том, что бросил подобный упрек, и обещал внести соответствующую поправку при переиздании своей книги{177}. Его во всех остальных отношениях безупречное исследование о Сталинградской битве страдает рядом изъянов как раз в том разделе, где рассматриваются обстоятельства окружения немецкой группировки, поскольку он не имел еще возможности пользоваться достоверными свидетельствами руководителей 6-й армии. Вальтер Герлиц, прояви он больше добросовестности в своей работе, вполне мог бы разыскать более точные сведения. Но он не сделал этого и в своей оценке поведения командира LI корпуса дошел до невежественных и абсурдных утверждений. «Это был по сути дела бунт, – заявляет он, – и будь генерал Паулюс не таким мягким человеком, Зейдлицу не миновать бы военного трибунала»{178}.

Столь же тенденциозно и превратно изображает Герлиц проникнутое чувством ответственности намерение Зейдлица осуществить прорыв из окружения. Эта проблема требует поэтому дополнительного освещения.