Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути - Евсей Львович Цейтлин
ИЧ «Долгие беседы…» писались вами в непростой период. Вы родились в Сибири, в Омске, окончили факультет журналистики, стали писателем, членом писательского союза, кандидатом филологических наук и доцентом в университете, активно печатались в разных изданиях. И тут вдруг в 1990 году резкая пертурбация: в возрасте 42 лет вы полностью меняете жизнь – переезжаете в Литву, приходите к иудаизму. В чем причина? Такие перемены происходят по какому-то гласу свыше, нет?
ЕЦ Я сам думал об этом не раз. А в предисловии к одной из своих книг даже пытался объяснить, как началась для меня «еврейская тема».
В конце восьмидесятых, когда советская империя уже дышала на ладан, я стал записывать устные рассказы евреев. Это решение пришло не сразу, к тому же необычно – во сне. Почти каждую ночь мне снился старый еврей с большими печальными глазами. Он неизменно молчал, но при этом, кажется, о чем-то меня просил. Проснувшись, я пытался понять – о чем? Наконец, догадался. Миллионы людей (несколько поколений), думал я, могут уйти в небытие, так и не рассказав правду о себе и своем времени, когда само слово «еврей» было зачастую непроизносимо на языках народов СССР. Нет, не зря нобелевский лауреат Эли Визель назвал советских соплеменников «евреями молчания».
Только спустя много месяцев я осознал, насколько резко переменил – переломил – свою жизнь. Из успешного литературоведа и критика, вузовского доцента я на долгие годы превратился в интервьюера, гоняющегося за людскими судьбами.
Исход из страны красных фараонов становился тогда массовым. Своими историями – в чем-то невероятными, в чем-то обычными – делились со мной активисты недавно возникших еврейских организаций, бывшие узники гетто и концлагерей. Я слушал невольные признания в очередях у посольств. Встречался с литераторами, писавшими на идиш, их вдовами, детьми: чаще всего это были люди, чьи души навсегда искорежил страх. В моих тетрадках появились записи «еврейских снов». Мне казалось: разгадывая их, можно понять чужое «молчание».
ИЧ Вы провели в Литве больше шести лет. Потом была вторая эмиграция – в Америку. Я знаю, что такое две эмиграции, это не так-то легко вынести. Что дала вам Литва? Может быть, нужно было сразу ехать в Америку?
ЕЦ В Литву мы с женой перебрались в самом начале девяностого, когда литовцы отважно – многие полагали: с самоубийственным упорством – пыталась отделиться от СССР. Знакомым и родственникам наш переезд показался неожиданным, даже опасным. Я думаю, однако, сейчас: это был один из самых правильных поступков в моей жизни. Во-первых, я давно сопереживал борьбе маленькой республики: по-русски и по-литовски уже вышла моя книга о Кристионасе Донелайтисе, который был не только основоположником национальной литературы, но и духовным «дедушкой» Саюдиса (народного движения, возникшего в Литве в годы «перестройки»). Во-вторых, решил я, именно здесь логичнее всего продолжить записи еврейских историй – ведь литваков (так издревле называют литовских евреев) во многом обошли ветры ассимиляции.
Общество спешило резко и сразу сбросить ледяной панцирь советских догм. А люди оттаивали трудно. Мне не раз казалось: мои собеседники мысленно оглядываются: «Где я?» Словно переспрашивают себя: «Что случилось за эти десятилетия с душой?» Они часто воспринимали лежащий на столе диктофон как возможность очиститься, вернуться к истоку. Я разработал даже особую систему проведения интервью…
ИЧ Не поделитесь? Как видите, я тоже этим занимаюсь. Но у меня нет никакой особой системы интервьюирования. А в чем заключалась ваша?
ЕЦ Скажу лишь об одном. Я говорил с людьми, которые многие годы боялись впустить в прошлое не только других – себя. Известно: человеческий организм ради самоспасения отторгает тяжкий духовный опыт («Вспомнить не все…» – так называется одна моя документальная новелла). Как реконструировать забытое? В «Долгих беседах в ожидании счастливой смерти» эти попытки особенно наглядны: к одним и тем же эпизодам в жизни героя мы возвращаемся неоднократно. И примечательно: часто я получаю разные ответы на свои вопросы. Но это уже другая и тоже важная для осмысления тема.
ИЧ 2014 год Юнеско объявило годом Донелайтиса. О нем в России, да и в Америке, почти никто не слыхивал. Помню, что мои литовские друзья, семья преподавателей из Вильнюса, бредили его поэмой «Времена года». Литовские евреи, «литваки», они восхищались красотой и мощью этого произведения, созданного в XVIII веке сельским пастором. Вы написали книгу о Донелайтисе. Что привлекло вас к нему?
ЕЦ По форме эта книга, как и «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти», – писательский дневник. В начале 1980-х я проехал с томиком «Времен года» всю Литву. Беседовал с учеными, художниками, писателями, колхозниками, школьниками, студентами. Пытался понять: какое место в их жизни занимает Донелайтис?
Конечно, меня опять притягивала загадка чужой судьбы. Эта судьба вся состояла из тайн. Подробностей о его жизни было известно мало. Не сохранился и портрет Донелайтиса (потом в разных изданиях знаменитой поэмы я с удивлением находил непохожие друг на друга изображения автора). Казалась загадочной даже та несуетная стремительность, с какой год от года разрасталась слава поэта.
Меня также поразила одна черта, столь характерная для его творческой психологии: автор гениальной поэмы не думал об ее издании – он читал свои гекзаметры с амвона. Донелайтис жил в Восточной Пруссии, правительство которой стремилось ассимилировать здешних литовцев. «Литовцы, останьтесь литовцами!» – буквально стонет каждая строчка поэта. И это его урок нам. Всевышний не зря сотворил разные народы, языки и культуры – стоит ли сегодня так старательно нивелировать различия? Погружаясь в «национальное», мы прозреваем вечное. «У разных культур разные корни, но одно небо», – написал я, работая над книгой «Голос и эхо». Уверенно повторю эти слова и сегодня.
ИЧ Один ваш рассказ, прочитанный мною в каком-то журнале, а потом отысканный в одной из ваших книг, меня поразил. Там шла речь о женщине, которой цыганка предсказала смерть в молодом возрасте и точно назвала, когда это случится. Эта женщина ждала смерти, но в назначенный срок не умерла. Ей повезло: в похожих случаях люди умирают под действием самовнушения. Вы верите предсказаниям? Вообще верите в судьбу?
ЕЦ Мои рассказы, как я уже сказал, имеют подзаголовок: «Из дневников этих лет». Вот и сюжет новеллы «Знак смерти на линии жизни» совершенно реален. Молодая женщина, у которой семья
