Юрий Сушко - Марина Влади, обаятельная «колдунья»

«Солнышко зашло. Пора выпить», — говорила «ее Соня» в спектакле по-русски. Этих слов не было в пьесе — актриса сама добавила. Время от времени по ходу действия некоторые фразы Марина по просьбе режиссера произносила с русским акцентом, душевно пела старую песню «Чарочка моя»… Зрители уходили после спектакля в совершенной уверенности, что «в… лет жизнь только начинается», писали рецензенты.

«Я видел ее на сцене. По-моему, великолепная работа, — одобрил даже Оссейн. — Знаете, женщин, которые были близки вам по жизни, надо ценить и уважать, несмотря ни на что».

Когда Марина прочла его отзыв, то позвонила Роберу, поблагодарила за теплые слова и тут же предложила: «Мы сейчас собираем подписи под обращением к министру культуры Франции…»

— Кто «мы»?

— Я, графиня Колетт Толстая, писатели Эрик Орсенна, Жан-Мари Руар, Марик Хальтер, актер Лоран Терзьефф, кое-кто еще. Нобходимо защитить дом Тургенева в Буживале. Ты давно там бывал? В этом заповедном парке какая-то мощная компания, которая занимается недвижимостью, собирается строить всякие объекты, представляешь?

— Конечно, я тоже подпишу. Ты думаешь, это поможет?

— Еще как поможет! Мы не должны стоять в стороне и спокойно наблюдать за всем, что происходит!

Чуть позже в тургеневском поместье «Ясени» состоялось открытие памятника великому русскому писателю и его возлюбленной Полине Виардо. Марина читала по-русски и по-французски «Песнь торжествующей любви», отрывки из переписки Тургенева и Виардо.

«Кусок железа»… Как бы не так! Ее сердце всегда было наполнено любовью. Она абсолютно нормальный человек, ничего колдовского в ней нет и в помине. А почему ей так везло на необыкновенных спутников жизни — вопрос сложный, отвечая на который она всегда повторяла: «Наверное, я просто умею любить. Прежде всего, они были все талантливы — каждый по-своему. Я искала в своих мужчинах нечто, напоминавшее мне отца… Они всегда относились с симпатией друг к другу, что случается крайне редко. Я думаю, что всю жизнь была прежде всего женщиной, а не актрисой. Больше всего меня интересует собственная жизнь: мои дети, мои мужья. Но я ничем не жертвовала. Я родила детей, я долго их воспитывала, потом снова снималась… У женщин очень много обязанностей. Надо быть и матерью, и женой, и труженицей-профессионалом… Я прожила жизнь женщины, очень наполненную и очень красивую…»

В мужчинах она всегда ценила прежде всего ум: «Если его нет, то мужчина непривлекателен».

Предложение, с которым к Марине обратилась Мишелин Розан, содиректор театра Питера Брука «Буфф дю Нор», — инсценировать книгу «Владимир, или Прерванный полет», — было, конечно, неожиданным.

«Сначала я отказалась, — говорила Влади, — но потом подумала: почему нет? Сама я никогда бы на это не решилась. Они предложили мне новую форму рассказа о Владимире. Под деликатнейшим руководством режиссера Жан-Люка Тардье я с ностальгией вспоминаю о годах, которые я провела между Парижем и Москвой, оставаясь неразрывно связанной с Владимиром Высоцким. Вначале я не знала, как буду все это рассказывать. Я снова погрузилась в воспоминания. Перечитала своего „Владимира“. Да, писать я стала лучше. Тогда писала, можно сказать, девочка, а сейчас пишет старая баба. Но желание выплеснуть энергетический заряд осталось…»

Напоказ? Да!

Люблю тебя сейчасНе тайно — напоказ!

«Мне трудно играть, — говорила актриса. — В других спектаклях я всегда могла опираться на какой-то вымышленный образ, придуманный текст или партнеров по спектаклю. А здесь нет актерского ремесла, здесь лишь личная боль. Здесь я почти одна на сцене, мой партнер — Высоцкий, но его больше нет. Это тяжело. На сцене я опять в который раз буду объясняться в любви человеку, который был моим мужем, был талантливым, гениальным артистом, был моим любовником.

Спектакль — это квинтэссенция нашей любви. Я проникаю в наше прошлое, я снова живу этим, я вынимаю из себя самое сокровенное. Здесь я не просто актриса, это не только мой текст — это моя жизнь, я вступаю в свое прошлое, и когда я читаю его последние стихи, я еле-еле могу их произносить… Я думаю, что передаю эту cette rage, вот эту ярость, которая меня не отпускает все эти годы…»

«Прерванный полет» создавался для французской публики, никто даже не предполагал, что у спектакля будет столь долгая и успешная творческая судьба. Ни она, ни режиссер не собирались везти спектакль в Москву. Возможно, на этот шаг в какой-то степени их спровоцировала шумная рекламная кампания, которой сопровождался прокат российского фильма «Высоцкий. Спасибо, что живой».

«Он не понравился мне абсолютно! — возмущенно говорила Марина Влади. — Это оскорбление и Высоцкому, и мне как его жене, черт побери!.. Это гадость. Сын Высоцкого хвастается тем, что, добиваясь для актера наибольшего сходства с Высоцким, они сделали копию из силикона посмертной маски Володи, которую я сама снимала. Это не только скандально, а даже страшно. Это аморально и неэтично. Если бы я была верующей, я бы сказала, что это грех. И кого они показали в этом фильме? Какого-то бедного, несчастного наркомана… Володя мог быть кем угодно, но только не жалким человеком! Людям нужно слушать самого Высоцкого, читать его стихи — это намного полезней для души…»

Не спалось. Марина поднялась, набросила легкий халат, прошлась по дому. В кабинете постояла у окна. Рассвет был еще далек, и она, опустившись в кресло, зажгла настольную лампу. На секунду задумавшись, нажала «пуск» — и полилась мелодия Шуберта. Потом коснулась бумаг на столике у дивана. Телеграмма из российского посольства с поздравлениями: 2 апреля 2012 года президент Дмитрий Медведев подписал Указ: «За большой вклад в развитие культурных связей с Российской Федерациенй, сохранение и популяризацию русского языка и культуры за рубежом наградить медалью Пушкина де Полякофф (Влади) Марину — актрису театра и кино, Французская Республика». Улыбнулась.

Что еще? Да так, ерунда, ничего заслуживающего внимания. Пара сценариев, какая-то пьеска. Малоинтересные пустяки.

Дома было тихо и спокойно. Она откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза. Что говорила Ольга в «Трех сестрах»?

«Музыка играет так весело, бодро, и хочется жить! О, боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания наши перейдут в радость для тех, кто будет жить после нас, счастье и мир настанут на Земле, и помянут добрым словом тех, кто живет теперь. О, милые сестры, жизнь наша еще не кончена. Будем жить! Музыка играет так весело, так радостно, и, кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!..»