Актеры советского кино - Ирина А. Кравченко
Владик рассказывал мне, как лежал в ленинградской гостинице, не спалось. „Мечтаю — сняться бы у Андрея Тарковского, и можно умирать. Ломаю голову — ну как же к нему попасть? Что ли прийти и прямо сказать — хочу у вас сниматься?! И вдруг утром звонок: ассистент Тарковского хочет уточнить время проб“. Владик сыграл в „Солярисе“ пилота Анри Бертона — одну из лучших своих ролей».
Настолько, видимо, пришелся Дворжецкий ко времени, что принялись снимать его в самых разных картинах: и в криминальной драме «Возвращение „Святого Луки“» режиссера Анатолия Бобровского, и в социальной мелодраме «Возврата нет» Алексея Салтыкова, и в исторической притче «Легенда о Тиле» Алова и Наумова. Дворжецкий, словно воплощая свою детскую мечту о путешествиях, не раз играл тех, кто странствует, — начиная с Хлудова и продолжая ученым в «Земле Санникова» (режиссеры Альберт Мкртчян и Леонид Попов). Играл тех, кто поднимается ввысь, подобно летчику в дилогии «За облаками — небо» и «Там, за горизонтом» Юрия Егорова, или спускается в пучины морские, как капитан Немо в одноименном фильме Василия Левина…
Первое время после своего выхода в «межзвездное пространство» Дворжецкий еще «ощущал невесомость», то есть не был уверен, продолжат его снимать или нет. Дом оставался в Омске, туда он время от времени возвращался, продолжал числиться актером омской «драмы». На съемки его в театре отпускали неохотно, пришлось написать заявление об уходе — когда стало понятно, что всё, свершилось. Привез домашним в очередной приезд ворох рецензий и своих интервью, достал что-то в обложке из оберточной бумаги с подтеками розового: раскрыли — сценарий «Цвет граната», дар Сергея Параджанова. И надпись: «Гению от гения».
Светлана Пиляева:
«Владик подружился с Митей Виноградовым, сыном Ольги Ивинской, возлюбленной Бориса Пастернака. У подруги Ольги Всеволодовны, поэтессы и переводчицы Татьяны Стрешневой, была дача в Переделкине, и там Владику отвели комнату, в которой он всегда мог остановиться. В какой-то момент он написал мне, что нашел квартиру — кто-то надолго уезжал за границу — и мы все вместе могли бы там пожить.
Меня в театре спрашивали, почему я не еду. И никто не знал, что мы уже решили расстаться. Почему? Трудно сказать. Мы ведь не выясняли отношений. У Владика началась другая, новая жизнь, и я отступила. Я была слишком счастлива целых три года и теперь защищалась от того неприятного, что могло разрушить наши отношения. Я упреждала события.
В Москве он женился, во второй — мы с ним расписаны не были — и в последний раз, на манекенщице Ирине, появился на свет сын Митечка. Но Владик снова развелся и опять стал бездомным.
От любой неприятности он мог защититься, задраив люки и спрятав все в себе. И отшутиться, и обсмеять себя, и поиронизировать над собой. Но то, что Саша, Лидка и маленький Митя росли не с ним… Вспоминаю, как мы, еще студийцами, поехали на гастроли с ТЮЗом. Суточные — пятьдесят копеек, но умудрялись экономить. Зашли в магазинчик детских товаров, Владик хотел купить что-нибудь для маленького Саши. Остановились в обувном отделе. Увидев, что Владик волнуется, я отошла в сторону, чтобы не мешать, разглядывала витрину. „Света“, — со странной интонацией позвал он. Подошла — бледный, растерянный: не мог определиться с размером приглянувшихся ботиночек. С трудом выбрали, возвращались в гостиницу молча. Владик был мрачен: время шло, Сашка — там, а он здесь… У Мити обнаружились проблемы со зрением, Владик искал и нашел хороших врачей. Заботился о сыне до своего последнего дня.
Лида, едва научившись писать, строчила отцу письма о своих „взгодах и невзгодах“. На лето я отправляла ее к отцу, он ее обожал, брал с собой в съемочные экспедиции. Мы ни во что дочь не посвящали. Она привыкла, что папа на съемках, а мама на гастролях, и не знала, что родители расстались. Только иногда удивлялась, не слишком ли затянулись съемки».
Теперь, когда он работал без передышки — всего за восемь лет Дворжецкий снялся почти в двух десятках картин, — ему нужен был тыл, покой, уют. Он мечтал о собственном доме, и как только замаячила возможность приобрести жилье, перевез в Москву мать, которая поначалу остановилась в Переделкине. Наконец купил кооперативную квартиру, на окраине, и был совершенно счастлив: устал от коммуналок и чужих, хоть и уютных, комнат. Тут и старший сын приехал в Москву: наступил сложный мальчишеский возраст, и мать отправила его к отцу. Жили втроем, заезжал в гости Вацлав Янович.
Светлана Пиляева:
«Невидимая связь у Владика с папой сохранялась. Но по-настоящему они встретились, когда сын уже учился в театральной студии и был человеком, много чего повидавшим. Возвращаясь с гастролей, куда брали нас, студийцев, в качестве массовки, Владик заехал в Горький повидаться с поселившимся там Вацлавом Яновичем. Туся, узнав, восприняла это как предательство. Впервые я видела ее в таком гневе. Но мне всегда казалось, что и грохот посуды в руках Туси, когда при ней упоминали имя бывшего мужа, и острые реакции на встречи сына с отцом шли не от обиды покинутой женщины. Это были приметы чего-то другого. Любви? Не знаю, но Туся не вышла больше замуж.
К разговору о той поездке в семье больше не возвращались, однако „лед тронулся“. Начав сниматься, Владик стал бывать в Горьком, подружился с братом Женей, сыном Вацлава Яновича и Ривы Яковлевны, и сестрой Таней. Отец о ней, рожденной той женщиной, с которой познакомился в лагере, долго не знал, но после смерти матери Таня приехала к нему и была принята в семью. Сестру Владик обожал, он вообще к девчонкам относился нежно. А своим родителям устроил наконец „встречу на Эльбе“, и предлогом было знакомство дедушки с внучкой Лидой. После этого Вацлав Янович и Таисия Владимировна вновь стали общаться».
Дворжецкому хотелось собрать в своем доме всех, кого любил. После его ухода в квартире осталось множество раскладушек, лежавших на антресолях, стоявших за дверью: ждал, что на Олимпиаду приедут друзья из Омска и поселятся у
