Алексей Аджубей - Те десять лет

В Америке не впервые убивали президентов. Но Кеннеди? Некий символ динамизма, энергии, внушавший американцам, особенно молодым, надежды на лучшие времена…

В десятках книг изложены сотни версий этого убийства (они до сих пор вызывают интерес), нити запутаны в клубок, концы теряются. Как замирающие круги на воде, еле различимо за давностью лет «направление удара». Факты нередко заслонены сентиментальными размышлениями. Пожалуй, стоит привести одно несомненно искреннее резюме. Оно принадлежит писателю Вэнсу Бурджейли, написавшему книгу «Человек, который знал Кеннеди»:

«Можно быть самым богатым, самым красивым, наделенным самой большой властью. Можно быть остроумным, обаятельным, женатым на очаровательной женщине, по которой равняется мода. Быть сыном крепкого, сильного человека, иметь когорту могучих братьев, быть отцом прелестных детей, другом и покровителем мудрейшего поэта, счастливчиком, десять раз обманывавшим смерть. Быть самым молодым народным избранником в своей стране, в целом мире…

А ничтожный, взвинченный человек, снайпер из ярмарочного тира, как в бреду, подберется с винтовкой — и, если палец, послушный воспаленному воображению, нажмет на вполне реальный спуск, тебе конец».

И Вэнс Бурджейли, и герои его книги любили президента. Они принадлежали к тем, кто ожидал чуда американского обновления. Чуда не случилось. Герои Вэнса боятся скорее уже не за себя, а за своих детей, за будущее Америки. Их размышления сводятся к печальной мысли: вот что может наделать одна пуля!

…В тот день я был в Париже.

До сих пор перед моими глазами огромный зал, где шел концерт нашего Краснознаменного ансамбля. В какую-то минуту на авансцену неожиданно вышел человек в черном. Сидевшие в первых рядах видели, что по его щекам катятся слезы. Ему было трудно говорить. Наконец, он даже не сказал, а выкрикнул: «Убит президент Кеннеди!»

Хор запел реквием Моцарта. Плач сотен людей сливался с музыкой…

Четверть века назад, когда Америка хоронила президента Кеннеди, сенатор Мэнсфилд произнес: «Часть каждого из нас умерла в этот момент. Хотя в смерти он дал каждому из нас частицу себя… Он дал нам то, что мы сами могли бы себе пожелать, пожелать каждому из нас, пока не осталось бы места предательству, ненависти, предубеждению и насилию, которое в один ужасный момент сразило его.

Покидая нас, Джон Фицджеральд Кеннеди, президент Соединенных Штатов, оставляет нам эти дары. Хватит ли у нас сейчас здравого смысла, ответственности, смелости принять их?»

Совсем недавно, поздней осенью 1987 года, как говорится, нежданно-негаданно в Москву приехал Пьер Сэлинджер, пресс-секретарь Белого дома в пору президентства Кеннеди. Мы не виделись с ним ровно 25 лет. Он служит теперь в американской телевизионной компании. Получил задание рассказать о гласности, перестройке. Прежде чем наша беседа пошла о делах нынешних, мы, естественно, поговорили о былом. Я расспрашивал его о жизни, семье, с которой был знаком, о детях президента и его брата Роберта — совсем маленьких в те годы.

Поговорили о Роберте Кеннеди. Вспомнили давний эпизод. Узнав, что мы с женой пролетом в Вашингтоне, Роберт Кеннеди пригласил нас на завтрак. За столом сидела целая орава мальчишек и девчонок: Роберт и его жена были многодетными супругами — воспитывали одиннадцать детей.

Один из мальчиков, лет десяти, хворал, но ему очень хотелось поговорить с русскими гостями, и жена Роберта попросила Раду подняться к нему в комнату. Минут через двадцать Рада вернулась. Мальчишка расспрашивал о наших ребятах, их увлечениях. Ему хотелось побывать в нашей стране, увидеть сибирскую тайгу. Он подарил нашему старшему сыну Никите, своему сверстнику, книгу, написав на ней: «Русскому мальчику, с которым я мечтаю скакать по тайге на лошади».

Не сбылась эта мечта. Сын Роберта Кеннеди прожил недолго. Его нашли несколько лет назад мертвым в каком-то нью-йоркском отеле. Все руки у него были исколоты.

Сам ли он ввел иглу со смертельной дозой наркотика или кто-нибудь принудил его, воспользовался беспамятством, осталось неизвестным.

Был и такой случай. Когда в космос стали летать наши собачки, дочь президента Каролина (ей было лет шесть) получила в подарок из России черно-белого щеночка от мамы — космической путешественницы. Кровь у щенка была вольная, нрав — степной, не знаю, как он прижился в американских условиях, но Каролина подарку обрадовалась.

А родительница ее собачки попала в космос авантюрным путем. Для очередного испытательного биоспутника в клетке содержался пес-барбос, которому и предназначалось выполнить соответствующую программу. От безделья он просто-напросто разжирел, и к моменту старта оказалось, что в модуль никак не пролезает. Положение складывалось трагикомическое — корабль не мог ждать лишнего часа. Сотрудники Олега Георгиевича Газенко, ответственного за медико-биологические программы в космосе, за подготовку космонавтов, рванули в степь на машине, чтобы срочно добыть тощего пса. Поймали веселую собаку — стройную, сильную, гонявшую по окрестностям в поисках пищи. Ее-то и отправили в испытательный полет.

Вот какая мама была у щенка, прибывшего в Белый дом.

Дочь президента Кеннеди теперь сотрудник музея «Метрополитен», и, если ей доведется прочитать эти строки, думаю, ей приятно будет вспомнить эту маленькую подробность.

В тот день после визита к Роберту Кеннеди мы с женой были вечером приглашены к президенту. Джон Кеннеди был человеком обаятельным, простым в житейском обиходе. Жаклин, Пьер Сэлинджер, Рада и я сидели в его кабинете; на маленьком столике без всякой сервировки стояли чашечки с чаем. Вдруг за дверью раздался плач, и Жаклин сказала: «Опять Каролине что-то приснилось». Президент встал, вышли следом за ним в коридор и мы. По каменным плитам пола с закрытыми глазами, как лунатик, медленно шла девочка, босиком, в длинной ночной рубашке. Президент взял дочь на руки и жестом пригласил нас идти за ним в детскую. Кеннеди уложил девочку в постель. Просторная комната, без всяких излишеств, с разбросанными по полу игрушками. Мы уже собирались тихонько выйти, но президент задержал нас.

«Взгляните», — сказал он тихо, указывая на столик у кровати дочери. Там стояли, соседствуя, расписная русская матрешка и распятие. «Матрешка — подарок вашего отца, — обратился он к Раде, — а распятие — Иоанна XXIII. — Он задумался на секунду. — Пусть Каролина сама выбирает свои привязанности и свой путь». Президент улыбнулся. Он отвечал этой фразой на высказанную Хрущевым мысль о том, что наши внуки будут жить при коммунизме.

Каждый и в самом деле выбирает свой путь сам. Я напомнил Пьеру Сэлинджеру о том вечере, спросил, не собирается ли сын президента Джон заняться политикой. Пьер развел руками: «Во всяком случае, мне не суждено стать его пресс-секретарем, а тебе не дождаться, чтобы кто-нибудь из Кеннеди-младших стал баллотироваться по списку компартии США…»