Анатолий Максимов - Операция «Турнир». Записки чернорабочего разведки

Ведомственные амбиции расцветали на теле живой разведывательной работы. Награды раздавать тем, кто был ближе к начальству, за податливость, бесхребетность. Я же был строптив, с чиновничьей точки зрения назойлив, а значит, неудобен, хотя бы это и ради дела.

Нет, сегодня мне не горько от былых несправедливостей. Сегодня я свободен, ибо никому ничего не должен: ни руководству, ни НТР, ни госбезопасности в целом. Работал, не считаясь с оценками, как мог. И мне удалось кое-что сделать. Это главное.

С годами я обратил внимание на странную особенность: если разведчик в силу разных причин проваливался, был арестован, его представляли к награде. После этого его карьере «открывался зеленый свет».

Провал в разведке — это волна шпиономании, политический ущерб стране. Выставляя «погоревшего» разведчика в ореоле «мученика», руководство госбезопасности преследовало определенную цель — получить от правительства и партии своеобразную «индульгенцию» на право провалов, узаконив его путем официального награждения «виновника торжества».

А как быть с рядовыми, чернорабочими разведки, кто не провалился? Их ведь было большинство! И нет мне ответа.

На середину 80-х пришлось разбухание штатов в центральном аппарате и в резидентурах, «показуха» достигла своего апогея. На партийной конференции представители всех подразделений разведки собрались в актовом зале штаб — квартиры на восемьсот мест. В президиуме сидели руководители разведки и курирующий ее представитель ЦК КПСС. Энергичный в «показухе» очередной начальник НТР, но не истинный ее руководитель, бодро докладывал о достижениях. Отчитаться было чем. Но почему-то особо он выделил работу над специальным заданием ЦК партии по добыванию технологии производства высококачественного мороженого.

Подуставшие от словопрений разведчики дремали или обсуждали шепотом свои проблемы. После сообщения «о разведзадании по мороженому» зал разразился неистовыми аплодисментами. Это был, можно считать, первый массовый вызов бюрократизации разведки. Это был и вызов политике управления страной «кремлевскими старцами».

Вот почему августовские события девяносто первого года я воспринял как возможность перемен в моей стране.

Глава 6

Ответный ход

Финал «ближнего боя»

В феврале семьдесят восьмого года я интенсивно готовился к очередной встрече с канадцами. Однажды мой куратор по операции «Турнир» позвонил мне домой и попросил следующим утром приехать в штаб-квартиру в Ясенево. Рабочий день начался в кабинете Калугина.

— Анатолий Борисович, канадцы начали очередную кампанию против советской колонии. Объявили, о выдворении тринадцати человек — дипломатов и из торгпредства. Такого они еще не устраивали.

Я почувствовал: что-то произойдет с «Турниром». И не обманулся.

— Нам поручили принять ответные меры. Пока хотим уведомить канадскую сторону — через их министерство иностранных дел — о противоправной работе КККП в среде советских граждан. В общем виде. Может быть, они поймут, что у нас есть что представить на суд канадской общественности.

— Вы хотите реализовать операцию «Турнир»? Предать гласности ее детали? Но остановит ли это канадцев?

— Щепетильность вопроса в том, что канадская спецслужба стравливает нас с «чистыми» — мидовцами, торгпредовскими, прессой — в списки выдворяемых они тоже попадают.

Озадаченные, мы с куратором покинули кабинет Калугина. Началось характерное для любого государства раскручивание политического давления. Через советскую прессу в адрес канадской стороны последовали обвинения в недружественных актах. ТАСС, «Правда», «Известия» писали о необоснованности обвинений в «недозволенной деятельности наших граждан в этой стране».

Сделала заявление и Коммунистическая партия Канады, в котором обращала внимание общественности страны на попытку отвлечь внимание от противоправных действий канадских спецслужб в отношении своих граждан. «Известия» писали о слежке КККП за политическими деятелями Канады, ее сотрудничестве с американскими разведслужбами.

О работе канадской спецслужбы по вербовке советских граждан пока не упоминалось. Шла обычная в таких случаях перепалка с обвинительным акцентом: «Нас выгоняете, а сами…» Приводились факты вмешательства ЦРУ в дела франкоязычного Квебека. И все это с использованием сведений из канадской прессы. Не миновал упреков даже генеральный стряпчий Канады Уоррен Олменд, который курировал КККП в 1971–1975 годах. Тот самый, что подписал документ о предоставлении моей персоне политического убежища под именем Майкла Дзюбы.

Свертывание операции «Турнир» фактически началось 10 марта 1978 года, когда в «Известиях» появилась обширная статья под интригующим заголовком «Кому это выгодно?» Часть ее была посвящена событиям, связанным с операцией «Турнир». Но и этого было достаточно, чтобы понять: наши органы госбезопасности располагают сведениями о «завербованном русском коммерсанте».

Прочитав статью, я понял, что в ближайшие дни мой коллега Саша начнет готовить дело «Турнир» к сдаче в архив. Наша сторона обвиняла КККП в попытках вербовки советских граждан, в подслушивании их квартир и учреждений. Обо мне было сказано, как о некоем сотруднике торгпредства М., ставшем жертвой происков канадской спецслужбы, упоминались документы на вымышленные имена и гарантийное письмо на случай моего бегства за рубеж.

Канадская пресса активно подхватила сообщения из Москвы. Тем не менее все попытки советской стороны смягчить скандал и помешать выдворению из страны хотя бы несколько «чистых» сотрудников успехом не увенчались.

И вот тогда мне было предложено встретиться с известным писателем и публицистом Аркадием Сахниным, человеком легендарной судьбы. Участник войны, чудом выживший после тяжелейшего ранения, своими острыми статьями он не раз будоражил общественность страны: о работе «вражьих голосов» или организаций типа Народно-трудового союза, разоблачал зарвавшихся чиновников высокого полета. В антисоветские организации за рубежом он проникал под чужим именем с риском для жизни.

Несколько дней мы работали над статьей «Паутина» о событиях 1967–1977 годов. Во второй половине марта она появилась в «Литературной газете». Мои фамилия и место работы были в статье изменены. Выступал я под именем Алексея Богдановича Мартынова. Но факты были изложены почти в полном объеме.

Ажиотаж вокруг публикации быстро улегся, и мне стало тоскливо: я потерял «ориентацию» при отсутствии острых ситуаций «ближнего боя со спецслужбой». Для меня исчезла линия фронта тайной войны — я оказался в глубоком ее тылу.