Сергей Степанов - Психология в лицах

Замысел предусматривал два цикла комплексных исследований. В первом главное внимание уделялось возрастной динамике психофизиологических функций взрослых людей. В этом цикле преобладали сравнительно-генетические методы («поперечные срезы»), что позволяло определять нормы развития взрослых в каждом «микровозрасте».

Во втором цикле целостное развитие индивидуальности изучалось на одних и тех же людях в течение пяти лет. Здесь использовались лонгитюдные методы. Таким образом, два организационных метода — «поперечные срезы» и лонгитюд — дополняли друг друга, так что индивидуальные картины развития углубляли представления о вариативности возрастных статусов, о роли отдельных факторов в общем развитии личности. С другой стороны, обобщенные данные о возрастном развитии служили объективной психодиагностике индивидуальности, что особенно важно в практических целях.

В 1962–1966 гг. Ананьев написал серию статей, в которых всесторонне обосновывал комплексный подход в исследованиях человека. При этом он интегрировал все предыдущие разработки своей школы и предшественников. Пережитая во время тяжелой болезни опасность обострила чувство времени. Кажется, Ананьев спешит высказать самые выстраданные мысли и реализовать их в конкретных исследованиях. В начале шестидесятых он начинает работу над книгой «Человек как предмет познания», где подводит итоги своей многолетней работы и обозначает контуры синтетической науки о человеке.

Начало комплексных исследований в школе Ананьева совпало с общим подъемом психологической науки, оживлением в стране в период «оттепели». В 1959 г. в ЛГУ была создана первая в СССР лаборатория инженерной психологии, которую возглавил ученик и сотрудник Ананьева Б. Ф. Ломов. В 1962 г. организована лаборатория социальной психологии, опять-таки первая в стране (заведующий Е. С. Кузьмин — также ученик Ананьева). По инициативе Ананьева в ЛГУ открыли Институт комплексных социальных исследований и в его составе — лабораторию дифференциальной антропологии и психологии.

В 1966 г. психологическое отделение философского факультета ЛГУ было преобразовано в факультет психологии, включавший кафедры общей психологии, педагогики и педагогической психологии, эргономики и инженерной психологии. Первым его деканом был назначен Ломов, который, однако, вскоре переехал в Москву и возглавил впоследствии вновь организованный Институт психологии АН СССР. В 1967 г. Ананьев принял руководство факультетом психологии ЛГУ. На этом посту им сделано необычайно много для становления факультета и развития психологического образования. Он осуществил новые формы обучения студентов в виде творческих встреч с ведущими психологами страны. «Каждая такая встреча, — говорил Ананьев, — стоит целого семестра». Так, весной 1968 г. в ЛГУ на факультет психологии приезжали ученые из Института общей и педагогической психологии АПН СССР (ныне московский Психологический институт им. Щукиной) во главе с А. А. Смирновым. В другое время приезжали и выступали перед ленинградскими студентами психологи из МГУ, в том числе А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, П. Я. Гальперин, грузинские психологи из института им. Узнадзе, ученые из Киева. Таким образом, студенты имели возможность глубже понять иные научные школы, узнать о наиболее выдающихся достижениях науки от самих исследователей. Школа Ананьева была открыта для научного общения с учеными разной ориентации.

В начале 70-х гг. Ананьев задумал большую коллективную книгу, но осуществить этот замысел не удалось. В красивом блокноте, приготовленном для задуманной рукописи «Человек как предмет воспитания», осталась заполненной лишь первая страница — 18 мая 1972 г. Борис Герасимович Ананьев скоропостижно скончался от инфаркта в возрасте 64 лет.

Он ушел из жизни, не завершив ни одной из четырех своих обширных научных программ. Исследование развития характера было свернуто после разгрома педологии; программа в Институте мозга по психологии чувственного отражения была прервана войной и возобновлена в другом коллективе. Исследования по педагогической психологии и проблеме психического развития школьников оборвались первым инфарктом. Смерть не дала завершить комплексные исследования человека. Она настигла его внезапно — в период блистательной зрелости ученого. Незавершенность пути Б. Г. Ананьева трагична. Однако он оставил богатое научное наследство. В нем аккумулирован огромный интеллектуальный и личностный потенциал, который питает психологическую науку по сей день[5].

Д. Б. Эльконин (1904–1984)

…Я терпеть не могу никакой пошлятины в науке, я терпеть не могу никакой необоснованности, нелогичности, я терпеть не могу ничего такого, что привносится в науку кроме ее собственной внутренней логики.

В одном популярном кинофильме герой Евгения Леонова — заведующий детским садом — демонстрирует пример редкого психологического чутья, побуждая капризных воспитанников съесть на завтрак не любимую ими кашу. Молодые коллеги, наблюдая за этим педагогическим чудом, просто ахают: «Вы гений!» И, пожалуй, такая оценка справедлива. Только отнести ее следовало бы не к вымышленному киногерою, а к реальному ученому, который применил этот прием еще много лет назад.

Одну из своих книг Даниил Борисович Эльконин начинает с автобиографической зарисовки.

Интерес к психологии детской игры возник у меня в самом начале 30-х гг. в ходе наблюдений над игрой дочурок и в связи с чтением лекций по детской психологии. Записи этих наблюдений затерялись во время воины в блокированном Ленинграде, и в памяти остались лишь некоторые эпизоды…

В один из выходных дней мне пришлось остаться с девочками дома одному. Обе девочки были дошкольницами и посещали детский сад. Провести вместе выходной день было для нас праздником. Мы читали, рисовали, возились, шалили. Было весело и шумно до тех пор, пока не наступило время второго завтрака. Я приготовил традиционную и изрядно надоевшую им манную кашу. Они наотрез отказались от еды, не хотели садиться за стол.

Не желая омрачать хорошее настроение и прибегать к принуждению, я предложил девочкам поиграть в «детский сад». Они с радостью согласились. Надев белый халат, я превратился в воспитательницу, а они, надев переднички, — в воспитанниц детского сада. Мы начали выполнять в игровом плане все, что полагается в детском саду: порисовали, затем, накинув на себя как будто бы пальтишки, погуляли, обойдя два раза вокруг комнаты; почитали. Наконец наступило время еды. Одна из девочек взяла на себя функции дежурной и подготовила стол к завтраку. Я, «воспитательница», предложил им на завтрак ту же кашу. Без всякого протеста, даже выражая удовольствие, они стали есть, старались быть аккуратными, тщательно выскребли тарелки и далее попросили еще. Всем своим поведением они старались показать себя образцовыми воспитанницами, подчеркивая отношение ко мне как к воспитательнице, беспрекословно подчиняясь каждому моему слову, обращаясь ко мне подчеркнуто официально. Отношения дочерей к отцу превратились в отношения воспитанниц к воспитательнице, а отношения сестер — в отношения между воспитанницами. Игровые действия явились чрезвычайно сокращенными и обобщенными — вся эта игра продолжалась около получаса.