Кузьма Белоконь - В пылающем небе

– Гитлер.

– За что ты воюешь?

– Не знаю.

– Давно попал на фронт?

– Два месяца.

– Долго тебя обучали перед отправкой на фронт?

– Никто меня не обучал. Нас сразу отправили на передовую. Мои друзья уже все погибли, я один остался.

– Вот уже какими «силами» Гитлер воюет и еще обещает своему воинству победу, – вмешался в этот диалог кто-то из техников.

В результате этого боя, который длился весь день, наши авиаторы уничтожили 134 и взяли в плен 314 гитлеровцев. Среди пленных оказалось много офицеров, в том числе из парашютно-десантной бригады «Геринг Герман». Были взяты богатые трофеи оружия. Хотя у нас потери незначительные, но все же это потери: три товарища погибли и четыре ранены. Из наших однополчан проявили смелость и бесстрашие Георгий Новиков, Андрей Фурдуй, Сергей Фомин, Владимир Смирнов, Борис Бигаев. Так впервые в истории полка всему личному составу пришлось на земле оборонять свой аэродром. Город и крепость Грауденц были заняты нашими войсками.

Еще немного

С выходом наших войск в начале марта на побережье Балтийского моря в районах Кольберг и Кеслин огромная группировка гитлеровцев между Вислой и Одером была рассечена на три группы. Задача состояла в том, чтобы ликвидировать ее по частям, и тем самым очистить трехсоткилометровое побережье Балтики от Данцига до Штеттина, создать благоприятные условия для решительного, завершающего удара на берлинском направлении. Выйдя к морю в районе Кеслина, части и соединения левого крыла 2-го Белорусского фронта повернули на восток и вместе с войсками, действовавшими на юге, стали теснить прижатые к морю немецко-фашистские войска западнее Данцига.

Сразу же после Грауденца полк начал наносить бомбардировочно-штурмовые удары по обороне врага, который прикрывал подступы к Данцигу и Гдыне, одновременно продолжая преследовать гитлеровцев, отходящих к морю.

22 марта наши части, прорвав оборону противника между Данцигом и Гдыней, вышли к Данцигской бухте. Вражеские войска Данцигско-Гдынского укрепленного района были рассечены на две части. Порт Цоппот также был занят, и немецкие части остались только на косе Хель и в портах Данциг и Гдыня. В этот день, как всегда, многие летчики сделали по нескольку вылетов. Вылеты были очень сложными: смертельно раненный враг отчаянно сопротивлялся, его зенитная артиллерия оказывала нам ожесточенное противодействие. В этот шквал огня попал самолет летчика второй эскадрильи младшего лейтенанта Виктора Шаманова с воздушным стрелком младшим сержантом Александром Акчуриным. Подбитый штурмовик потерял управление и пошел к земле. Шаманов и Акчурин успели выпрыгнуть с парашютами, но они приземлились в расположении немцев.

Завязались упорные бои непосредственно за порты Данциг и Гдыню. Мы без устали летали туда, где наши боевые товарищи в тяжелейших условиях отвоевывали каждый метр земли. Непрерывным потоком шли штурмовики в район Данцига.

В воздухе шестерка «илов» во главе с Андреем Труховым, у него заместителем – Игорь Коноров. К Данцигу Андрей подошел на высоте полторы тысячи метров. Самолеты, пикируя, устремились в атаку, в логово врага посыпались бомбы. Но в это время зенитный снаряд впивается в заднюю кабину самолета ведущего, и от его разрыва шеститонную машину так швырнуло вверх, что у Трухова заискрилось в глазах. Невидимая сила вырвала у Андрея ручку управления и в этот миг он потерял сознание, а когда очнулся, машина круто лезла вверх и вот-вот могла свалиться в штопор. По поведению самолета Трухов понимал, что повреждение очень серьезное, и энергичная работа рулевым управлением может закончиться катастрофой. При отходе от цели он попытался командовать группой, но понял, что его никто не слышит: оказалось, что антенна отбита под корень. Андрей в форточку махнул рукой Конорову: «Идите домой!» Сам же еле-еле поплелся за группой. С самолетом делалось что-то необъяснимое: он так вибрировал, что летчик с трудом удерживал ноги на педалях. С горем пополам дотянул до аэродрома, перед самой посадкой выключил мотор. «Ил», наконец, коснулся земли.

Когда к самолету примчались две машины, все ахнули: воздушный стрелок Евгений Пегов без сознания вместе с парашютом свободно вывалился в огромную дыру фюзеляжа, пробитую разрывом снаряда. Его тут же увезла санитарная машина. Трухов начал было докладывать командиру полка о выполнении задания и ужаснулся: его, оказывается, контузило, и он не слышал самого себя.

Подошел трактор, взял машину на буксир и только тронулся с места, как самолет на глазах у всех нас развалился пополам. Только через несколько дней у Трухова постепенно начал восстанавливаться слух. «И не везет же Андрею», – подумал я, глядя на изувеченный самолет и оглохшего летчика. И я вспомнил его рассказ об одном вылете на Кубани 30 июня 1943 года. Был он тогда в 210-м штурмовом полку, которым командовал прославленный ас, гроза гитлеровцев гвардии подполковник Николай Зуб.

…Над целью, откуда ни возьмись, появились два немецких истребителя «Фокке-Вульф-190». Они зашли сзади со стороны солнца, поэтому воздушные стрелки заметили их слишком поздно. Трухов в группе шел крайним левым, и оба вражеские истребители атаковали замыкающего. Удар был настолько сильный, что Андрею показалось, как будто он с кем-то столкнулся. Тут же самолет потянуло в крутое пикирование. Только опыт летчика помог ему дотянуть до своего аэродрома – Днепровская. После посадки он попытался вылезти из кабины, но не смог: осколком снаряда заклинило фонарь. Только с помощью механика самолета фонарь, наконец-то, открыли.

А в это время товарищи вытащили из кабины безжизненное тело воздушного стрелка Павла Воробьева. На Пашу страшно было смотреть, он был без шлемофона, с тусклыми открытыми глазами. По середине живота пушечной очередью перерезан пополам. Вечером Павла Петровича Воробьева похоронили возле летной столовой. Спустя много послевоенных лет Герой Советского Союза Андрей Игнатьевич Трухов навестил те места и поклонился братской могиле, где покоится теперь прах его боевого друга.

Снег давно сошел, стояла теплынь – чувствовалось дыхание Балтийского моря, оно было совсем близко от нашего аэродрома. Шли дожди, висели густые туманы. Но погода не могла омрачить нашего отличного настроения. Советская Армия остановилась на правом берегу Одера, в шестидесяти километрах от германской столицы. Каждый понимал, что путь к победе лежит только через Берлин. И как бы ни было безнадежно положение гитлеровцев, мы знали, что враг добровольно не сложит оружия, он соберет свои последние силы и будет сопротивляться с яростью обреченного.