Николай Коняев - Власов. Два лица генерала

Если Власов и верил в успех, то все равно – такого он не ожидал… Это было, как праздник, как фейерверк…

Кружилась голова от всеобщего восторга, от самых неумеренных похвал…

Но были и другие суждения о генерале Власове.

– Ну, как?-спросил у И.А. Курганова генерал Д.Е. Закутный после встречи с Власовым.

– Неважно, Димитрий Ефимович, неважно,-ответил И.А. Курганов. – Конечно, Власов теперь наше знамя. Без этого знамени нет армии и нет надежды. Но надо его окружить действительно серьезными, честными, государственно мыслящими людьми. Спасение только в этом, только в окружении. Старайтесь повлиять на подбор такого окружения…

Сразу после обнародования Пражского манифеста А.А. Власов принял на себя.командование всеми вооруженными силами КОНРа.

В течение недели поступило свыше 60 000 заявлений на вступление в РОА.

Одновременно было достигнуто соглашение с германским командованием о переводе в состав РОА военнопленных офицеров и бойцов, находившихся в частях германской армии.

Это позволяло планировать формирование 30 русских дивизий.

Наступающий 1945 год – последний год войны – Андрей Андреевич Власов встречал у Ф.И. Трухина…

– На границе Рейна стоит Красная Армия… Что ж,-поднимая бокал, сказал он. – Даже наше физическое поражение не есть уничтожение духовное… Наша программа, которую мы огласили в Манифесте 14 ноября 1944 года, соответствует, по моему убеждению, желаниям русского народа. Мы делаем историческое дело, мы семена будущего освобождения России… Если всем нам суждено погибнуть (и это как раз так и выглядит), то Манифест нас переживет. Раз сказанное не может быть уничтожено…

Памятник участникам Освободительного движения народов России на русском кладбище под Нью-Йорком.

Часть шестая. Куда шли власовцы?

Власовское освободительное движение как не было началом, так не является и концом известного периода Русской истории.

Протоиерей Александр Киселев

– Да что же вы, право, ничего не берете! – чуть растягивая слова, проговорил Власов. – Может, чайку выпьем? Подождите, у меня есть, чем вас угостить!

Он прошел к граммофону и поставил пластинку пасхальных песнопений.

– Андрей Андреевич! Я приехал, чтобы спросить у вас. Вы верующий человек?

– Да как же можно без веры, отец Александр?…

Этот разговор с генералом Власовым остался в памяти протоиерея Александра Киселева на всю жизнь, и он вспоминал его, когда жил в начале девяностых годов в Москве, в Донском монастыре…

– Я думаю,-сказал тогда протоиерей Александр, – пройдет еще немного времени, и в Москве будет поставлен памятник Андрею Андреевичу. Я так считаю.

Ион посмотрел на нас остро, испытующе…

Мы не считали так и промолчали.

Старенький протоиерей обиженно сморгнул и опустил глаза.

Глава первая

«Трудно найти слова, чтобы рассказать о том подъеме, о том взрыве энтузиазма, которыми встретили русские люди создание Комитета и опубликование Манифеста. Рабочие и военнопленные, солдаты вспомогательных [242] частей и беженцы – все это бросилось на призыв к борьбе против большевизма, – пишет в „Материалах к Истории Освободительного Движения Народов России“ М. Китаев. – Самотеком по всем углам небольшой уже тогда Новой Европы создавались группы и общества содействия, собирались средства, пожертвования, крестьяне приносили свои незамысловатые драгоценности, серебряные нательные кресты и обручальные кольца, рабочие – свои скромные сбережения, собранные за годы тяжелого труда{52}. Во все инстанции Комитета приходило ежедневно до трех тысяч писем и телеграмм с изъявлением готовности принять посильное участие в борьбе. Комитет считал, что в той или иной степени за участие в Движении высказалось в первые же дни больше 10 миллионов человек. Наплыв в начавшиеся формироваться первые воинские части Русской Освободительной Армии превзошел все ожидания. Резервуар сил был почти неисчерпаемым. Только за один день 20 ноября (Манифест был передан по радио 19-го) из ближайших к Берлину лагерей было подано 62 тысячи индивидуальных и коллективных прошений о приеме в армию. Это составляло минимум пять дивизий состава мирного времени. К концу ноября число желающих поступить в части Освободительного Движения поднялось до трехсот тысяч, а к концу декабря число добровольцев поднялось до миллиона»…

Разумеется, надо помнить, что автор этих слов – человек восторженный, и к его подсчетам надобно относиться осторожно, не забывая, что эти миллионы добровольцев – только мечта об освобождении Родины.

Выступая 18 ноября 1944 года в Европейском доме в Берлине, священник Александр Киселев говорил в уже процитированной нами речи: «Исключительно тяжел нынешний исторический момент – родина наша в нищете и развалинах, десятки миллионов сынов ее скитаются на чужбине, кругом кровь и неисчислимые мучения. У нас нет сейчас возможностей прекратить это бедствие, этот страшный бой. Но есть возможность пресечь то, что, как дрова костер, питает общее несчастье… Много хороших слов и добрых намерений высказано в декларации, но нашлись в ней и слова золотые, небесные слова. Вот они: „Никакоймести и преследований…“ Нашей движущей силой должна быть любовь к измученному и обманутому [243] соотечественнику, любовь в противовес тем, кто идет во имя зла и ненависти. Помоги Бог, чтобы намерения эти осуществились. Ведь только при их осуществлении возможно спасение Родины. Дело наше должно быть чистым, белоснежным, а не грязно-серым, и только тогда оно даст то, что ждем мы от него… Чем чище, чем белее будут дела наши, чем больше будет проведено в жизнь из того, что декларируется, тем меньше будет пролито братской крови. Чем больше милосердия и человеколюбия с нашей стороны, тем кратковременнее бой. Чем полнее осуществление обещанного у нас, тем меньше сил у врага, поработителя нашего народа».

В словах А. Киселева, как и в подсчетах М. Китаева, благомыслия и мечтательности больше, чем трезвого анализа ситуации. Ведь «Христова правда», «золотые небесные слова», «белоснежное дело» – совершенно не годятся для характеристики членов Власовского движения.

Это лишь образ освобождения Святой Руси из-под черной власти большевистского атеизма, образ, который молодой священник взрастил в своем сердце русского патриота.

И, конечно же, об этом нужно помнить, если пытаешься понять, куда и зачем шли власовцы в самом конце войны, когда при издыхании Третьего рейха получили они право работать для освобождения России…

А.А. Власов возглавил движение, которое, если б на то была Господня воля, могло уравнять его имя с именами великих русских патриотов… И не так уж и важно – хотел этого Власов или нет. Имя его уже не принадлежало только ему, оно становилось знаменем Русской освободительной борьбы для сотен тысяч русских людей не только в конце войны, но и потом, многие годы спустя…