Иван Миронов - Замурованные: Хроники Кремлёвского централа
В прострации, не спеша, я собираю вещи, по нескольку раз перекладываю их из сумки в сумку.
— Слышь, Вань, — переходит на полушепот Олег, которого только что заказали «с документами». — Помнишь, я рассказывал, где мой офис, ну, на Петровке?
— Вроде да, — сквозь забытье отзываюсь я, не слушая и не понимая Олега.
— Подъедешь туда, спросишь Марину, жену мою. Расскажешь там, что и как.
— Обязательно. Все сделаю, — машинально продолжаю я, отдаленно начиная припоминать, что Олег действительно хвастался как-то принадлежавшим ему особняком по соседству с МУРом.
— Ваня, ты как выйдешь, свистни погромче, чтоб мы знали, — зазвенел с верхней шконки Серега. — Ты умеешь громко свистеть?
— Да замолчи ты! — Сергеич хлестко врезал единственной ладонью Журе по шее.
— Ты че творишь, дядя? — встрепенулся контрабандист. — Ванька-то уходит. Чуйка у меня.
Вывели Олега. Шел третий час дня. Время приближало к свободе. «Ухожу! Ухожу!» — скрипело в висках.
— На «мэ», — бесстрастно стукнуло в тормоза. Надежда запнулась, но сдаваться не собиралась. «Пришел следак с подпиской о невыезде», — вкрадчиво, но уверенно пронеслось в голове. «Не трави душу, наденька, заткнись, само все определится!» — я невольно втягивался во внутренний диалог. «Подписка! Подписка!» — продолжала твердить надежда.
— Под подписку выпускают, Вано, — Сергеич показался мне более убедительным. Обувши тапки, подхватив портфель, я подтвердил готовность.
— Куда меня, старшой? — задрав руки на стену и раскорячив ноги под обыск, спрашиваю шмонающего меня прапора.
— Без понятия, — хмыкнул тот, перебирая складки моей одежды.
«Ну, да. Где ты и где понятия»… Все как обычно: коридор, подкова.
— Куда на «мэ»? — кричит выводной.
— В десятую, — раздается дребезжащий тенор Марьи Васильевны.
Следачка № 10 — привычная, мною обжитая, окна на улицу, черный прыщ видеоглаза торчит под потолком. Минуты через три заходит следователь. Тот же золотой галстук, тот же полосатый костюмчик, черная рубашка и в тон — придурковатая улыбка. Очень гармонично. Дежурно протянув влажную ладошку, капитан юстиции занял центральную табуретку и принялся раскладывать содержимое потертого портфеля, украшенного жирными подтеками. На свет извлекаются три тома уголовного дела, бутылка квасной газировки и толстый “Playboy”, чтение которого следователь осиливает третью неделю. В скользких мышиных глазках Девятьярова кроме суетливого равнодушия ничего.
— Вова, куда едем? — злобно выдавливаю я из себя, четко осознавая, что подписка на сегодня отменяется.
— В смысле? — Глазки Девятьярова подернулись жирком недоумения.
— Заказали с вещами, я решил, что переводят на другой централ.
— Я не в курсе, — замельтешил следак. — Я бы знал.
— Значит, в другую хату, — завершаю я пустой разговор.
Подходит адвокат, начинается ознакомка. Обломанная надежда жалобно поскуливает, заглушая трезвое осознание происходящего.
Тупо листаю страницы двенадцатого тома под скрипящий шелест похабного глянца и шипящую квасную отрыжку Девятьярова.
— Владимир Анатольевич, не рыгай, не в прокуратуре, здесь ты среди людей, — не выдерживаю я.
От растерянности следак выдает смачно на бис, оскорбленно задвигав зардевшимися щеками.
— На сегодня хватит, расход, — через полчаса вымученного чтения я засобирался в хату.
В камере я с порога наталкиваюсь на вопрошающие взгляды.
— Старшой, куда его? — Серега подскакивает к закрывающему тормоза Квадрату.
— Домой! — ехидно ухмыляется цирик, хлопнув железом.
— Ну, видишь! Домой!
— Слушай больше мусоров! Следак и адвокат не в курсе, вызывали на ознакомку. В другую хату тусуют, без вариантов.
— Да брось… Стал бы Квадрат…
— Ему-то что. Ссы в глаза…
— Давай, Вано, по кофейку на дорожку. — Сергеич похлопал меня по плечу. Усевшись по обе стороны самодельного столика, Сергеич на шконку, я на топчан, выдуманный из ведра, разлили кипяток по кружкам. Запузырился аромат молотых зерен. Вмиг стало тепло и грустно. Сергеич достал из пластиковой майонезной банки ломаные подслащенные сигареты, по вкусу и цвету в нашем воображении отдаленно напоминавшие кубинские сигары. Разлохмаченные приемщицей папироски вспыхнули, оживив кофейный чад терпким табачным переливом.
Сергеич курит не в затяг, перехватывая цигарку большим и указательным пальцами, заворачивая ее в ладонь. Впервые за полтора года пришло ощущение дома, наполненного близкими душами, неистребимой верой, несгибаемой волей и неистощающимся счастьем, что с любовью и смирением принимает каждый новый день, дарованный Господом. «Дух бодр, плоть же немощна».
Владимир Сергеич собственным примером, даже не примером-подвигом (разве не подвиг — страдания превращать в радость?), выписал нам запрет на малодушие, уныние, отчаянье. Он не сдавался и нам не оставлял выбора, он улыбался, и мы смеялись, он шутя превозмогал дикие боли, и нам было стыдно плакаться даже в свою рубашку, забыв проклятия, благословляя судьбу.
— Вань, если попадешь в общую хату, сразу же переговори со смотрящим, объясни ситуацию. Будь спокойнее, не ведись на провокации. Всякий конфликт своди на нет, сам никогда не обостряй. В остальном сориентируешься. — Сергеич задумчиво отхлебнул кофеек.
— Понял, Владимир Сергеич, не растеряюсь.
— Вот ведь жизнь, может, больше и не свидимся, — прозвучало уверенно, но с пронзительностью порванной струны. В его глазах впервые мелькнула слабинка, поспешно спрятанная в лукавом прищуре.
— Ну, на это, Сергеич, даже не надейся. Будем пробиваться к тебе через застенки секретарш и помощников, — на заупокойную лирику я не был настроен.
— Так что не удивляйся, когда мы с Ванькой позвоним тебе с Московского вокзала:
«Володя, мы в Питере, куда двигать дальше?» Но Олега с собой не возьмем, у него и без нас все ровно, — подхватывает Жура, не удержавшись от соблазна куснуть Олигарха.
Отпирают двери. Пора! Навертывается слеза детской сентиментальности. Не спеша выносим вещи, крепко обнимаемся. «Покидая родимый дом»…
Все! Стена, замороженные тормоза, неподъемный шнифт и снова эти ненавистные коридоры.
Провели в смотровую, в углу стоит спортивная сумка, с которой я полтора года назад заехал сюда. На сумке болтается картонная табличка «Миронов И. Б. 0034687».
— Библиотечные книги давай сюда. — Квадрат забирает стопку ветхого чтива и небрежно швыряет ее прямо на пол.
— Значит, уезжаю? Куда?
— Там будет легче. Оттуда уходят, — сочувственно подбадривает Квадрат. — Посмотри, все ли вещи на месте, и распишись в квитанциях.
