Борис Горбачевский - Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить!

Сейчас я думаю: как человек мог вынести все это? Наверное, помогала молодость. В юности человек сильнее и гибче, ему легче приспособиться к обстоятельствам. Да, только молодость позволяла выдержать и справиться с этим адом.

— Хочу поговорить с тобой по одному житейскому вопросу. — Папа закурил очередную папиросу. — Меня просила об этом твоя мама. Ты сейчас в таком возрасте, когда всякая девушка кажется необыкновенной. Прошу, пойми нас правильно: не спеши с выбором и женитьбой. Тебе надо учиться, приобрести специальность, найти себя в жизни. Пока я здоров, постараюсь помочь. Сколько разбитых судеб — юноши спешат, а потом раскаиваются. Не обижайся, дети чаще взрослых попадают в сложные ситуации, ищут выход — и легко поддаются внушению.

— Я уже не ребенок, папа.

— Только не для нас с мамой. Ну хорошо, давай не будем больше об этом. Как тебе Москва?

— Честно говоря, не очень. Меня всюду представляют как человека с фронта, но никто ни разу серьезно не поинтересовался фронтовыми делами: как мы воюем, о чем думаем, как живем. Мне кажется, Москва бесконечно далека от фронта, это совершенно другой мир, военная бюрократия…

— Ты не прав, — перебил отец. — Если бы все было так, как ты утверждаешь, фронт не продержался бы и дня. По твоей логике — и я бюрократ.

— Я понимаю, и в тылу живут трудно. Но меня раздражают эти бесконечные разговоры о дровах, карточках, лимитах и поисках куска мыла, лампочки. Идет война!

— Опять ты не прав. Да, война. Но именно тыл освобождает фронт от многих забот. А человек не может существовать вне быта. Людям очень тяжело. Без света, без тепла. Ты обратил внимание, что в Москве исчезли все заборы?..

Мы подходили к дому, и отец сказал:

— Что ж, я рад, что встретил не того юношу, которого провожал в декабре сорок первого, скорее — почти зрелого человека. Как нам с мамой хочется дождаться и увидеть тебя вернувшимся с войны. Конечно, победителем.

— Ты забыл добавить: и холостым!

Папа рассмеялся.

Заканчивался восьмой день отпуска, завтра утром вокзал и… Родители устроили прощальный ужин. Пришли Львовы с Нелей, Ханнан Затучный, старый друг отца; из Тулы приехал давний друг семьи Лева Коростышевский — объявился, как всегда, внезапно. Мама пригласила Розу. Накануне я съездил на интендантский склад, получил сухой паек за девять суток, в том числе американские продукты, вышла приличная добавка к столу.

Вечер, благодаря Львову, вышел необычным и очень сердечным, хотя и печальным. Я узнал, что погиб Сеня, сын Коростышевского, мой друг детства, погиб в первые дни войны, на западной границе. Не радовало и близкое расставание с родителями.

Затучный, перехватив инициативу у Львова, пустился в рассуждения о Втором фронте:

— Всем хочется, чтобы союзники поскорее высадили войска на европейском континенте. Но союзники не готовы к этой операции. Известно, чем закончился бросок в сорок втором под Дьепом — огромными потерями. Что же, союзники сидят без дела и ждут, пока мы с немцами переколошматим друг друга, как большинство представляет себе?

Вот мой ответ. Постепенно наращивая силы в Британии, американцы и англичане вторглись в Северную Африку и под Эль-Аламейном разгромили трехсоттысячную армию итальянцев и немцев. Фактически победа эта означает срыв немецкого блицкрига на Суэцком канале. Было взято в плен двести семьдесят тысяч человек, фельдмаршал Роммель едва успел скрыться на самолете. Значение этой победы в нашей печати умалчивается.

Планы союзников? Отвечаю. Перемещение из Африки — скорее всего на Сицилию. Оттуда, видимо, — в Италию и затем — во Францию. Думаю, таков примерный стратегический план союзников. Знают о нем немцы? Знают, но не могут справиться с воздушной и морской мощью союзников. Армады американской и английской авиации ежедневно бомбят Германию, превращая в руины немецкие города, разрушая их коммуникации. Скажите, разве это не война с нашим общим врагом — фашизмом?

Закончив фактически целую лекцию, заставившую гостей оторваться от еды и внимательно слушать, Затучный обратился ко мне:

— Что думает о моей концепции человек с фронта?

— Я не в порядке упрека, но, пока они разрабатывают свои стратегические планы, каждый год, день, час продолжения войны — это новые и новые жертвы. В первую очередь — наши! Разве это справедливо?! Открытие Второго фронта волнует всех — в тылу и на фронте, но дело затягивается, что заставляет сомневаться в верности и искренности союзников.

Но словоохотливый Затучный уже переключился на другую тему.

— Куда мы движемся? — глубокомысленно вопросил он, воздев правую руку. — От социалистических идей — к панславизму. От советского образа жизни — к служению Отечеству. От красных командиров — к офицерам и солдатам с погонами. Все громче гудят колокола во вновь открываемых в России церквах…

Я не очень разбирался в тонкостях сталинской политики, знал только, что в Москве прошел Всемирный съезд славянских народов.

Мы с Нелей вышли покурить на лестничную площадку. За все дни пребывания в Москве я не выкурил ни одной папиросы, но сегодня, волнуясь, надеясь на встречу с Розой, я закурил. С Нелей мы опять спорили.

— Твой отец рассказал мне, что ты упрекаешь москвичей, будто их не интересует жизнь на фронте, назвал это мещанством. Это правда? — спросила Неля.

— Правда! — упрямо подтвердил я.

— Очень жаль! Неужели ты не понимаешь, как люди устали. Посмотри на эти исхудалые зеленые лица, эти сгорбленные фигуры, отвислые женские груди, я уже не говорю об одежде. Народ отдает фронту все, что может: мужей, сыновей, дочерей, духовные и физические силы — а конца войны все не видно. Не суди по Лене о жизни рядового москвича, Лена ежедневно моется свежими огурцами, а один огурец на рынке стоит двадцать рублей.

А молодежь! Она в страшном положении! Двенадцатичасовой рабочий день на заводе — без выходных, без нормального сна, нормальной еды. Ужасные жилищные условия — миллионы людей живут в бараках. И каждую ночь все эти ребята дежурят на крышах… А молодость проходит! А каково девчонкам! Им хочется любви, личной жизни, надеть приличное белье, а не застиранный до черноты лифчик, иметь хотя бы пару незаштопанных чулок. Я не говорю о куске мыла, духах, — это запредельные мечты! Но хуже всего — старикам, они помирают, как мухи! А нас все призывают и призывают к патриотизму…

Ошарашенный, я слушал Нелю молча, как человек без языка, и думал: кто же из нас прав? Конечно, фронтовику трудно понять, чем живет тыл. Но и людям тыла нелегко понять нас, фронтовиков. Что происходит со всеми нами?.. Захотелось поскорее переменить тему, закончить этот неприятный для меня разговор, и я спросил: