Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
Все мои рекомендации последних годов журналом игнорируются, ни одна вещь не прошла, а и было-то их очень немного из потока рукописей, идущих ко мне, я выбрал лишь крупицы. Так или иначе, хотите вы того или нет, но таким отношением не только к авторам, мной рекомендованным, Вы ставите и меня как бы в умственно неполноценные, отобравшего неполноценные рукописи. А раз так, то и смысла мне нет работать на и для Вас, чего-то читать, фамилию свою оставлять «дежурной» на последней страничке журнала я бы не хотел. Соглашался идти в редколлегию работать, а не дежурить, и работать не для себя, и не в надежде, что авось ещё какого-нибудь провинциального горемыку удастся пристроить и напечатать, ибо уж совсем стало глухо и плохо работать провинциальным писателям. Мои вещи и без Вас найдутся храбрецы печатать. И мне по-прежнему жаль, что не удалось напечатать Филипповича с его великолепной повестью и рассказами: не удалось пристроить Ромашова из Перми, повесть которого, может, и не фейерверк, но не хуже многого из того, что мы печатаем. «Мы сами с усами» — как бы дают понять в редакции, но и с «с усами» печатают такое дерьмо, что за журнал и за свою, даже "дежурную" фамилию стыдно делается (я имею в виду хотя бы тот же рассказ Рослякова или убогие стишки Иванова из Ярославля), да и ещё кой-чего.
Наверное, я не смогу быть на редколлегии — лечу зубы, и на 24-е назначено отчётно-выборное собрание нашей писательской организации, но попрошу это письмо зачитать как моё выступление, письмо Политова тоже зачитать, потом вернуть его мне. Стишки не читать (их он писал уж не от ума), хотя они на том же уровне, увы, на каком мы иной раз печатаем в «лучшем» журнале!
Виктор Астафьев
1975 год
Дорогой товарищ секретарь! (Извините, не знаю ни фамилии Вашей ни имени-отчества.)
Я надеюсь, Вы видели и читали в «Литературной России» (№ 52 от 27.12.74) публикацию рассказов покойного Вашего и моею земляка — Бори Никонова (на всякий случай газету посылаю). Прекрасному, даровитейшему от природы, мужественному юноше суждена была короткая жизнь и мучительная кончина. Но судьба так распорядилась, что иногда короткая жизнь бывает ярче и полезней людям и Родине, чем иная слишком затянувшаяся, тусклая, иногда и вовсе бесполезная.
Я пишу Вам это письмо не для того, чтобы заниматься философским» изысканиями, а с чисто практической целью — мне бы хотелось, как земляку Бори Никонова, любящему людей родного края и всё, что в нём есть истинно ценного, привлечь внимание краевого комсомола к удивительно редкой судьбе покойного юноши.
Пока он не избалован вниманием. Видимо, Вас, краевой комсомол, как и многих из нас, заела текучка, мы слишком привыкли к решению вопросов общих и глобальных, забывая, что какими бы те вопросы ни были глобальными и вообще всё, что есть и будет — вытекает из жизни и судьбы человеческой, ибо каждый в отдельности взятый человек есть уже мир, мир неповторимый и никогда вновь не возникающий... Придут тысячи, миллионы людей, пройдут годы, десятилетия, может, и столетия, но Борю Никонова, этого мальчика с капризными губами, девчоночьими ресницами и удивительно талантливой душой никто и никогда не повторит...
К чему вся эта «увертюра»?
Не знаю, как Вы, а я, глядя на юное, почти детское лицо Бори, снятое на мёртвую плёнку, читая его рассказы, стихи и этюды, ощущаю какую-то не объяснимую вину перед ним и его памятью. Ну, это бывало и будет. Благодарная память живущих перед умершими, вина перед ранними смертями, которыми часто оплачивалась наша жизнь и наше будущее — есть «кирпич» том основании, которому название — нравственность. И забота о нашем нравственном фундаменте, о том, чья жизнь и есть «кирпич» в оном,заставляют меня обратиться с нижеследующей просьбой (можете считать её частной — но может ли просьба такого рода быть частной?) о том, чтобы Красноярский край ком позаботился вместе с другими молодёжными организациями края о увековечении памяти дивногорского юноши, который, уже будучи обречённо больным, вступил в комсомол и торопливо, пусть иногда и очень торопливо (его в этом можно понять!) попытался утвердить себя как личность, трудовую, творческую, созидательную.
Жизнь Бори Никонова, его мучительный, титанический в его и наших масштабах труд — должны стать известными молодёжи Сибири, а сама молодёжь должна сделать всё, чтобы память о юноше Боре Никонове не загасла, не затерялась в суете...
Предлагаю выступить крайкому комсомола от моего ли имени, от имени ли дивногорских комсомольцев с предложением:
1. Присудить Борису Никонову за его произведения (посмертно) краевую премию комсомола.
2. Краевому издательству, не торопясь, вдумчиво отобрать всё лучшее, созданное покойным писателем, и издать с хорошим предисловием книгу произведений Б. Никонова в хорошем и строгом оформлении.
3. Установить на могиле юного патриота стелу или положить надгробный камень от имени молодёжи Дивногорска.
4. Не забывать о том, что у Бори Никонова осталась многострадальная мать и безмерно любившие его родичи.
Словом, отнестись к памяти юноши с той заботой и отзывчивостью, которые он заслужил своей короткой, но удивительно мужественной и яркой жизнью, должной послужить примером для многих молодых людей нашего края. Сибири, может, и всей нашей страны.
Виктор Астафьев, писатель
11 марта 1975 г.
(Директору ВААП)
Уважаемый тов. Чернявский!
Я даю согласие на включение моей повести «Пастух и пастушка» в болгарское издание, но это моё согласие последнее. Прошу больше не обращаться ко мне с подобными просьбами и не отнимать у меня, работающего человека, время по той причине, что гонорарные условия, которые предлагает мне ВААП, считаю грабительскими. Думаю, что нигде ещё автора не унижали такой нищенской платой за переводы, как это делает ВААП на узаконенном основании.
При первой же возможности я попрошусь на беседу в ЦК и скажу там об этом или выступлю с общественной трибуны. Мне лично моя работа даётся тяжким трудом, и хлеб своей писательский я добываю остатками здоровья, потерянного на войне, и потому не могу и не хочу, чтоб меня обирали и обдирали, как оброчного пахаря.
Уверен и знаю, что моё негодование разделяют большинство работающих Писателей — слишком много посредников развелось меж писательским сто-лом и работодателем, и часто последние кушают слаще, спят мягче и, главке, спокойней, чем сами работники.
С приветом. В. Астафьев
15 марта 1975 г.
(В.Г.Распутину)
Дорогой Валя!
Всё-таки расхворался я после этой бурной поездки в Белоруссию и вот лишь поднимаюсь, собираюсь в деревню. На спектакль, устраиваемый «Нашим современником», и на редколлегию 30 марта — 1 апреля, очевидно, не приеду.
