Василий Топильский - Розы на снегу

Женщина разогнула спину, охнула:

— На большак, говоришь. А ты отколь будешь?

— Из Плащац…

Женщина промолчала. Но глаза ее смотрели недоверчиво. И Женя почему-то смутилась от этого взгляда.

— А вот иди-ка лучше через гороховое поле. На случай какой и горох укроет.

— Спасибо!

Женя подняла на плечо котомку.

— Подожди-ка.

Женщина вошла в дом и сразу же вышла. В руках у нее были ломоть хлеба и кусок мяса.

— Возьми…

Женя поблагодарила и направилась из деревни. Из крайней огромной избы доносились пьяные голоса. Афанасьева ускорила шаг. За околицей свернула на гороховое поле.

Не успела пройти и десятка шагов, как услышала топот и крики:

— Стой! Стой! Стрелять буду!

Женя подумала: «Наверное, полицай». Бежать бесполезно. Пустит пулю в спину. Решила идти спокойно, будто не принимает крики на свой счет.

— Стой, тебе говорят! — Ее с силой дернули за ворот. Перед ней стоял здоровенный полицейский.

— Почему не останавливаешься? Приказу не слышишь?

— Пусти. И не дерись. Веди к своему начальнику! — стараясь показаться обиженной и рассерженной, отвечала Афанасьева.

Пререкаясь, они дошли до избы.

— Шпиёнку привел. — Полицай сильно толкнул Женю на середину избы. Его захмелевшие друзья загоготали.

— Куда идешь? — спросил рыжий, с лицом сиреневого оттенка.

— В Остров. На работу.

— Пачпорт есть?

Женя развязала котомку, достала завязанный в платок паспорт.

Полицай долго его рассматривал, словно обнюхивал.

— А чего ж печатка Сошихинская? Там вроде бы давно и комендатуры нет.

Женя вздрогнула. «Засыпалась», — мелькнула мысль. Но сейчас же взяла себя в руки и возмущенным голосом сказала:

— По-вашему, может, и в Острове немецкой власти нет?! Может быть, я зря иду к господину бургомистру?!

Полицай замолчал и, обращаясь к верзиле, сказал:

— Степан, тебе все равно в Остров топать. Проводи девку… Там разберутся.

Верзила выругался. Допил оставшиеся полстакана самогона, свернул козью ножку и рванул Женю за руку:

— Пошли!

В соседней деревне их встретила компания загулявших полицейских. Они, как видно, обрадовались встрече.

— Здорово, Степка! Куда ты прешь девку?

— В Остров. Будет служить у самого бургомистра.

— Ну и пусть топает сама, — сказал молодой парень. — Идем раздавим. — Он выразительно щелкнул себя по горлу.

Полицай поглядел осоловелыми глазами на Женю, что-то соображая, потом махнул рукой:

— Мотай отселева!

Женя пошла по улице. Сначала спокойно, еще не веря в случившееся. Потом быстрее, быстрее.

С высотки показалась серая лента шоссе. Впереди, среди полей, зеленый островок города. Несмотря на усталость и пережитое, Женя запрыгала от радости и почти бегом бросилась вперед…

Прошло несколько дней. На железнодорожном участке Остров — Псков загрохотали взрывы, летели под откос вагоны, пылали станции. И партизанский радист коротко выстукивал:

«При подрыве вражеского эшелона на железной дороге Остров — Псков разбито… уничтожено…»

В этих успехах бригады была и лепта юной разведчицы.

Потом Афанасьева еще не раз ходила на связь. Женя приносила бумажки, на которых бисерным почерком были написаны понятные только Тебенькову сведения. Советские патриоты зорко следили за каждым шагом гитлеровцев. И снова летели под откос эшелоны.

Вот результат боевых дел одного дня отряда Журавлева из полка Дмитрия Худякова:

«21 августа, 12.30. Уничтожено 155 рельс. Два железнодорожных моста. Гарнизоны Вешки, Поле, Сахново. На разъезде Вешки выведено из строя все путевое хозяйство».

После таких ударов на железных дорогах чернели ямы и рытвины, тишину не нарушали свистки паровозов.

Осенью 1943 года гитлеровское командование предприняло против ленинградских партизан крупную карательную экспедицию. По данным разведки, в одном лишь Новоржевском районе в ней приняло участие около четырнадцати тысяч фашистов.

В начале сентября над тихой Соротью загремел орудийный гром. Гитлеровцам удалось почти полностью окружить бригаду Германа… Силы были неравные. С одной стороны — шесть тысяч карателей с пушками и танками, с другой — две тысячи партизан с обозом раненых и больных. На совещании командного состава Герман, выслушав начальника разведки, сказал:

— Идем в Ругодевские леса. Потребуется — пробьемся. Готовьте отряды! Дмитрий Васильевич, — комбриг повернулся к Худякову, — пойдешь первым.

Худяков немного помедлил с ответом:

— Есть, следовать в авангарде!

…Сгустились сумерки. Бригада выступила. Вокруг — багровые зарева пожаров: фашисты жгли непокорные псковские деревушки. Шли молча и долго. На коротких привалах курили в кулак. К полуночи прошли деревню Занеги — молчаливую, словно кем-то забытую среди лесов. Впереди показались Житницы.

Женя шла с тяжелой санитарной сумкой. Изредка от ночной прохлады или от гнетущей тишины по телу пробегала дрожь. Она зябко поеживалась, старалась быть ближе к Нине.

Внезапно где-то над головой треснула ракета. Деревня неожиданно стала ближе. Вокруг запрыгали тени.

— Ложись!

Кто-то сильно дернул Женю за руку. Она упала в успевший уже остыть песок. Ночную тишину прошили автоматные и пулеметные очереди. Стреляли, казалось, всюду, и разноцветные пунктиры трассирующих пуль летели со всех сторон.

Обдирая коленки о камни, девушки ползли по-пластунски. Бой в деревне усиливался. Партизаны поднимались и бросались вперед.

Женя и Нина тоже побежали, стараясь не отставать от бойцов штабного отряда. Рядом с ними бежал молодой парень. Вдруг он вскрикнул.

— Ты что? Ранен? — спросила Женя.

— Рука.

Она достала бинт и перебинтовала.:

— Всё. Беги!

И сама побежала догонять подругу.

Возле сруба колодца она остановилась. Почему-то закружилась голова. Нины не было. Мимо бежали люди, что-то кричали. Автоматы в их руках полыхали огнем. Между темными избами метались гитлеровцы. В отблесках пожара они были похожи на привидения.

— Женька?! — Откуда-то неожиданно вынырнула подруга. — Ой! Что это? — Нина нагнулась, рассматривая темное пятно на платье подруги. — Да ты ранена!

— Пустяки, Нинок. — Только теперь Женя почувствовала боль.

Но задерживаться было нельзя. Огненная метель продолжала бушевать. Вокруг грохотало, трещало. Еще немного, и все будет позади. Оставались последние сотни метров. Недалеко темнел лес. И вдруг резкий крик:

— Где санитарки? Худяков ранен!