Валентин Новиков - Илья Глазунов. Русский гений

– Обратите внимание, как «волнообразно» строится холст. Встречаются как бы две волны: темная – затененный потолок в форме полуовала и светлая – стол с белой скатертью и группой «светлых» учеников.

Это не только композиционный прием. Борьба света и тьмы, добра и зла. Это вечная философия, диалектическое единство противоположностей. Смысловой центр – фигура Христа, – четко рисуется в обрамлении окна. Существует термин – изоляция центра – прием, при помощи которого достигается выявление главного.

Но в данном случае этот прием тоже несет высокое философское содержание.

Окно – это небо, это мир, космос. Окно округлено сверху – всем известная арка. Но в то же время – это как бы нимб, светящееся небо вокруг головы Христа. Круглый хлебец – просфора, который он держит в поднятой руке, мы замечаем сразу. Это самая светлая точка на всей картине. Но это как бы планета Земля, символическая цель предстоящей жертвы. Вот насколько многогранна, многослойна живопись мастера, если научиться читать ее, сопереживать.

В живописи тоже есть свои поэты и прозаики, но нет места холодным фиксаторам, подражателям природы. По моему мнению, например, великие русские художники Суриков, Репин – величайшие прозаики, такие, как Толстой, Достоевский.

Поэты в живописи как А. Иванов, К. Брюллов, М. Врубель – вносят в свой изобразительный язык большую долю условностей, добиваясь поэтической выразительности, емкости содержания.

Рифма в живописи так же правомерна, как и в поэзии. Посмотрите на отшатнувшуюся фигуру Иуды в правом углу картины, и в рифму ему в противоположном – фигуру апостола, обращенного к центру. Любая фигура в картине имеет свой ответ, свою рифму. Это же можно проследить и в колорите. Аккорды белых и красных цветов, ритмически повторяясь, создают то музыкальное, органное звучание, которое зачаровывает нас даже раньше, чем мы проникнем во все таинства сюжета.

В обсуждении принимают участие все. Даже первокурсники, вначале робко молчавшие, вставляют – и часто «впопад» – свои слова.

Картина прочитана, почувствована.

– А теперь, – говорит Глазунов, 10 минут поработаем карандашом. Каждый делает эскиз композиции в маленьком размере. Только концепцию, только главное в решении картины. Художник должен думать с карандашом в руке.

Музыка звучит громче. Все рисуют. Божественный голос Джильи снимает напряжение, утомление и направляет мысли на самую суть работы.

– Величайший певец, – говорит Глазунов. – Умер относительно недавно. Мы все его современники, но он весь принадлежит великой Итальянской школе. Он голосом делает то же, что великие художники делали кистью, резцом. Он силен и нежен. В его голосе все – от крика, рыдания до шепота.

Проходит 10 минут.

– Миша, дай-ка твой рисунок, – говорит Илья Сергеевич. – Смотрите все! Вот так четко и ясно надо делать эскизы. Так и вы должны компоновать свои холсты. Главное – замысел, концепция – все подчинено ей. Нет случайностей, активность восприятия. Долой равнодушие, подражание! Подражают обезьяны. Человек почесался – обезьяна почесалась.

Теперь посмотрим еще одну «Тайную вечерю».

На экране появляется гениальная фреска Гирландайо. Другое решение, другая концепция. Но ребята с воодушевлением и радостью первооткрывателей вновь находят те же закономерности в великой фреске. Обсуждение закончено.

– Так, внимание, прежде чем мы посмотрим очередной шедевр, – такое задание ко всем. Поклонение волхвов. Кто может рассказать, о чем тут речь?

Первый курс снова молчит! Что это за сюжет? Кто они – волхвы, откуда пришли и кому поклоняются?…

Снова встает Александр. Начав с характеристики зороастризма, с личности Заратустры, он очень глубоко и по-своему рассказывает всем известный миф из библейской истории. Обращает на себя внимание то, что все эти выступления заранее не готовятся. Никто не объявляет заранее темы бесед. Нет налета зубрежки, ответа «чужими» словами. Все пережито, перечувствовано. Единственное, что здесь не прощают, – неискренности и фальши.

– Спасибо, Александр! Как всегда на высоте! Теперь общее задание – все в течение 10 минут делают эскиз композиции на эту тему. Те, у кого нет вдохновения на евангельский сюжет, на вечную и вечно современную тему – рождение ребенка. У нашего друга Н. родился ребенок. Мать трепещет от счастья. Вы, друзья, приходите поздравить. Тема добра, света, счастья, но не скрою – будущих трудностей…

Все рисуют, проходит 10 минут, и, как ни странно, на «суд» выкладываются около 20 эскизов, очень неплохих, с определенным налетом влияния старых мастеров, но ясных по теме и общему решению пятна. Глазунов проводит оценку, отмечает лучшие, говорит о возможных вариантах.

– Теперь посмотрим, как это решают великие, – говорит он. На экране – «Поклонение волхвов» Рубенса.

Вновь идет подробный разбор композиционного строя картины. Каждый стремится добавить свои наблюдения, мнения, замечания.

Рубенса сменяет Эль Греко – идет разговор об удивительной индивидуальности мастера, его собственном видении, прозрении темы.

Дискуссия разгорается, когда на экране появляется известный шедевр Пуссена на ту же тему. Леша, студент 5-го курса, уже «ветеран» мастерской и глубокий, вдумчивый аналитик школы, дает свое понимание строя картины, несколько спорное с точки зрения Глазунова. Видно, что Илья Сергеевич слегка утрирует свое «непонимание» и специально разжигает «страсти».

В доказательство правоты Леши с мест подаются остроумные реплики. На помощь приходят калька, карандаш. Все увлечены. Фиксируются неожиданные находки в строе картины, приводятся доказательства и других мастеров.

Глазунов доволен. Живой разговор состоялся.

– Но, друзья, – резюмирует Илья Сергеевич, – я хочу подчеркнуть одно, на мой взгляд, очень важное обстоятельство, а именно: никакое знание приемов, законов и схем композиции не гарантирует появления произведения искусства. Картина начинается с личного переживания, с рождения образа. Все остальное – техника воплощения. «Что и как» – вот короткая формула искусства. Хочу привести пример из прошлого. Хороший ленинградский художник, взяв за основу великий шедевр Веласкеса «Сдача Бреды», решил на его схеме современную тему. Причем, надо отдать ему должное, проявил высокое мастерство исполнения. До сих пор помню, как был написан круп лошади – прямо как у Веласкеса.

Но картина получилась мертвая, бездуховная. Нельзя пользоваться композиционными приемами как отмычкой в великое искусство. Все должно быть пережито, тогда придет решение – единственно верное. Но знать грамоту надо.

Реплика с места:

– Так же, как анатомию – знать и забыть. – Правильно! Забыть, но чтобы это осталось в сердце, в руке. Невежество никому не помогало, но глубокое, скрупулезное знание предмета еще не искусство. Пример из нашей истории. Профессор Басин, крупнейший рисовальщик академической школы, который мог, начав с мизинца, нарисовать натурщика, – не стал великим творцом. Наш современник М. Нестеров, на мой взгляд, рисовал гораздо слабее, но он принес миру свою тему, и он велик.