Игорь Синицин - Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя

За рубежом авторитет лауреата Нобелевской премии по литературе за 1970 год только возрастал. Мировые величины культуры Генрих Белль и Мстислав Ростропович выступали за свободу творчества Солженицына и за его физическую свободу. Вилли Брандт, интеллигентнейший и добрейший человек, сам переживший эмиграцию в годы господства Гитлера над Германией, несколько раз обращался по тайному каналу к Брежневу с просьбой отвести угрозу от писателя и дать ему возможность выехать на Запад. Андропов также был за осуществление этой идеи, хотя его и клевали «ястребы» на политбюро за либерализм и потворствование антисоветчику. Особенно старались Подгорный и Косыгин.

Точка зрения Андропова и Брежнева победила. Солженицына не посадили в тюрьму и не сослали в Сибирь. Договорившись по тайному каналу с Баром и Брандтом, Брежнев согласился выпустить писателя в ФРГ. С грозными, но фактически пустыми формулировками ТАСС и газета «Правда» сообщили, что 13 февраля 1974 года писателя выслали рейсом «Аэрофлота» Москва — Франкфурт-на-Майне в Западную Германию. Благодаря Андропову Солженицын получил возможность вскоре соединиться со своей семьей и получил разрешение на вывоз за границу своего огромного и ценного архива.

В день депортации лауреата Нобелевской премии и публикации Указа Президиума Верховного Совета СССР о лишении его советского гражданства произошла еще одна история, носившая скорее курьезный характер. Случайно, задолго до высылки Солженицына, на тот же день в самом почетном месте для деятелей культуры и политики — в Колонном зале Дома союзов, расположенного в центре Москвы, была назначена встреча читателей с очень популярным поэтом Евгением Евтушенко. Евтушенко славился своим вольнодумством. Вероятно, поэтому, опасаясь превращения вечернего сольного концерта поэта в манифестацию московской интеллигенции против утренней высылки Солженицына, 5-е управление КГБ через учреждения политической цензуры отменило вечернюю встречу Евтушенко с читателями.

Поэт узнал днем 13 февраля о высылке любимого писателя и отмене собственного концерта. Евтушенко был разъярен. Он позвонил по имевшемуся у него прямому номеру телефона в кабинет Андропова и выразил ему свое глубочайшее возмущение обоими фактами. Я стал невольным свидетелем этого разговора, докладывая Юрию Владимировичу очередные бумаги политбюро.

Андропов мрачно выслушал известного ему, видимо, не только заочно поэта. Настроение у него, понятно, в тот день было отвратительным. Но он любезно сказал Евгению Евтушенко: «Ну что ты, Женя! Если хочешь поговорить, то приходи ко мне сейчас!» На другом конце провода, видимо, не знали, что ответить на приглашение грозного председателя КГБ. В трубке раздались гудки отбоя. Юрий Владимирович продемонстрировал мне эту трубку с прерывистыми гудками и обиженно сказал: «И что это он так испугался?! Я ведь действительно хотел с ним только поговорить!..»

Как я узнал на следующий день, Евтушенко тогда отнюдь не проявил храбрости. Он исчез из Москвы и спрятался где-то у друзей в деревне, опасаясь, видимо, недреманного ока КГБ. По этому поводу Филипп Денисович Бобков, начальник 5-го управления, только загадочно улыбался…

Намеревался Андропов повторить свой успешный опыт тайного канала в ФРГ и на главном направлении внешнеполитических усилий СССР — с Соединенными Штатами Америки. Он стремился к созданию такого климата в отношениях между супердержавами, чтобы легко пошли переговоры о сокращении гонки вооружений. Однако с американцами кремлевско-лубянская интрига дала сбой. В главные письмоносцы Юрий Владимирович выбрал лично известного Брежневу, своего бывшего консультанта еще в отделе соцстран ЦК Георгия Арбатова. Арбатов к середине 70-х годов был уже действительным членом Академии наук СССР, директором специально созданного «под него» Института США и Канады АН. Арбатов не только продолжал неформальные контакты с Андроповым, был вхож к генеральному секретарю ЦК и в круг его помощников-международников, но и часто принимал участие в коллективной подготовке докладов и выступлений Брежнева, других важнейших партийных документов в части, касавшейся отношений с Вашингтоном.

Юрий Владимирович ничего не делал с кондачка, особенно если это могло коснуться его коллег по политбюро. Организация тайного канала в Белый дом Вашингтона, тем более через Государственный департамент США, напрямую затрагивала Громыко, который считал себя американистом еще с тех пор, как при Сталине служил советским послом в Вашингтоне. Помимо Громыко, деятельность тайного канала обязательно вызывала бы острое недовольство еще одной влиятельной фигуры на советском внешнеполитическом олимпе — тогдашнего посла СССР в США Анатолия Добрынина, неизбежно ограничив его прямые контакты с верхушкой США. Отношения между министром иностранных дел, американистом, и послом в США, ведшим практические отношения с Америкой, были весьма напряженными и далекими от дружеских. Поэтому посол все время порывался напрямую выходить к уху генсека, но Громыко успешно пресекал его попытки, требуя от Добрынина субординации. Банальный нелюбовный треугольник дополнял первый заместитель министра иностранных дел Георгий Маркович Корниенко. Корниенко тоже считал себя американистом и в действительности прослужил на главном фронте холодной войны сорок лет. Он был выходцем из разведки — молотовского Комитета информации начала 50-х годов. Громыко и Корниенко боялись умного и энергичного Добрынина, которого очень любил и ценил Брежнев. Поэтому министр и его первый зам старались как можно дольше держать Добрынина подальше от Москвы — в Вашингтоне. Талантливый дипломат, отозванный с главного направления, явно мог занять место одного из них.

Зная об этом сложном раскладе сил американистов на верхушке МИДа и желая проложить тайный канал в Вашингтон под эгидой КГБ, Юрий Владимирович через своего доверенного человека в аппарате помощников Брежнева — Андрея Михайловича Александрова-Агентова — подготовил Леонида Ильича к разговору о возможной линии секретных контактов с руководством США. Генсек дал осторожное согласие.

…Когда академик Георгий Арбатов в очередной раз приехал в специализированную научную командировку в Вашингтон, он побывал в Госдепе на беседе у одного из своих знакомых высокопоставленных дипломатов, вхожих в Белый дом. Советский академик, директор Института США, приближенный к Брежневу и, видимо, известный спецслужбам как друг Андропова, разумеется, был весьма подходящей кандидатурой для прямых, но скрытых контактов Вашингтона и Москвы.

Но когда Арбатов предложил себя на роль курьера тайного канала, американцы почему-то грубо отвергли его. Они знали от немцев о секретных связях Москвы и Бонна через генерала Кеворкова, были недовольны самоуправством социал-демократов, но ничего поделать с ними не могли. В вашингтонском варианте, возможно, сыграли свою роль симпатии американцев к обаятельному и мягкому Добрынину и ненависть к главному противнику — КГБ.