Протопресвитер Михаил Польский - Новые мученики российские

Начальная статья Свода законов Российской империи говорит: «Император Всероссийский есть монарх самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной его власти не только за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает».

В чине коронования и миропомазания обрисовывается религиозная сущность русской царской власти. Государь вслух своих подданных отвечает на вопрос архиерея «како веруеши» и читает символ веры. Все регалии принимаются им «во имя Отца и Сына и Святого Духа». Читаются молитвы с исповеданием, что земное царство вверено государю от Господа, с прошением о том, чтобы Господь взял в сердце его страх Божий, соблюл его в непорочной вере, как хранителя Святой Церкви, «да судит он людей Божиих в правде и нищих его в судьбе, спасет сыны убогих и наследник будет Небесного Царствия»… Сам царь коленопреклоненно читает молитву, полную смирения, покорности и благодарности Богу. «Ты же владыко и Господи мой, настави мя в деле, на неже послал мя еси, вразуми и управи мя в великом служети сем… Буди сердце мое в руку Твоею, еже вся устроити к пользе врученных мне людей и к славе Твоей, яко да и в день суда Твоего непостыдно воздам Тебе слово»…

И в манифестах к народу государь до последних дней своего царствования исповедует истину своего служения. «От Господа Бога вручена нам власть царская над народом нашим, — читаем мы в манифесте 3 июня, — перед престолом Его мы дадим ответ за судьбы державы Российской». Создав народное представительство, государь изменял только технику правительственного механизма, ибо мнения и большинства и меньшинства представлялись на выбор и утверждение его.

То есть совесть царская всегда на стороне правды, а не на стороне большинства, которое может быть случайным, искусственным. Он не ослабляет своей ответственности, перекладывая ее на плечи других, но несет ее самоотверженно пред Богом и историей.

Царь нес трудное послушание своего звания усердно, самоотверженно, праведно и честно. Это был человек верный себе, своему званию, России, которой служил и для которой жертвовал всем и самым высшим, вплоть до своей жизни.

Нетрудно видеть, что царь был представителем духовной и Святой Руси по своим воззрениям, по личной жизни и характеру, по взглядам, не только по своему царскому служению. Жизнь русского государства и общества, каждой отдельной личности и семьи, от царя до крестьянина, была неотрывна от жизни Церкви. Царь был представителем и носителем этой национальной русской культуры, по существу религиозной. Он был верен именно духовной и Святой Руси и наилучшим образом воплощал ее в себе.

Но изменение нравов, шатание умов, оскудение духа благочестия, непочтительное отношение к Церкви и ее уставам уже давно стали характеризовать наше передовое образованное общество. Едва ли не большинство его стало сторониться ее, стало искать себе других руководителей, чуждых и прямо враждебных ей. Среди руководителей общественного мнения, заправляющих печатным словом, замечалось не только совершенное отсутствие религиозного направления, но и глумление над его требованиями. Церковь не находила себе благоприятного приема в интеллигентных кругах и встречала или равнодушие или прямое пренебрежение. Но теряя внутренне религию, это общество теряло свою культуру, изменяло себе, своему национальному призванию, искажало свой русский образ.

Происходила духовная измена России.

Чем больше русское общество теряло способность мыслить и чувствовать так, как велит Православная Церковь, тем больше оно не понимало царя. Царь был для него совершенно чужим, ненужным, лишним, несвоевременным. Духовно отойдя от Святой Руси, оно совершенно отчуждалось и от ее представителя. Оно абсолютно не питало к нему тех чувств, какие питал к нему православный народ. Общество тяготилось царем, как тяготилось Святой Русью.

В условиях отхода общества от Церкви положение государя делалось тяжелым. Ложилась пропасть между государем и общественной средой, и это руководящее общество подорвало власть государя и низвергло его. Низвержение царя само по себе разложило тотчас народ, лишило его веры во власть и в прежнее духовное руководство. Прислушиваясь к новым руководителям, народ воспользовался свободой низших страстей, предаваясь алчности, грабежам и прочим соблазнам. Он введен был в искушение высшими кругами, свергнувшими царя, и поверил в простоте новым руководителям.

В революции Россия забыла о войне, о Родине, о Боге. Общество, а за ним народ стали праздновать освобождение, зарю новой жизни, абсолютно не представляя, в чем же она. Царь в это время не забывал Россию и только ею жил. А о нем все забыли, от него отказались, ему изменили, его предали.

Когда депутаты Думы и руководители армии вырывали у него отречение от престола, государь все надеялся, что они передумают. «Хотите еще подумать?» — спрашивал он.

«Не отзовется ли это некоторой опасностью?», «Но что скажет юг?» — говорит он, вспоминая, конечно, свое посещение его и встречу с народом. «Как наконец отнесется к этому акту казачество?» — еще раз спрашивает он относительно тех, в любви которых он был уверен. «Но не знаю, хочет ли этого вся Россия?» — наконец спрашивает он, получая всегда тысячи видов выражения и доказательств самых искренних и горячих чувств любви и преданности себе своего народа.

Депутаты и генералы уверяют, что только отречение спасет Россию от кровавого междоусобия, удержит армию на фронте в спокойствии и предотвратит позорный мир с грозным врагом, и, таким образом, царь приносит себя в жертву во имя спасения Родины. Еще раз государь спросил: «Вы уверены, что мой отказ от власти успокоит волнение?»…

Государь стал перед стеной, отделившей его от страны, и ощутил пустоту вокруг себя, оказался покинутым и одиноким. «Кругом измена и трусость и обман!» — записал он в дневник. «Что же мне осталось делать, когда все изменили?» — сказал он в день отречения, держа в руках кипу телеграмм генералитета и своего родного дяди, великого князя.

«Слепые вожди слепых», принудив государя к отречению, разрушили порядок в стране, разложили армию, открыли страшное междоусобие, не избежали позорного мира.

В разгар великой войны в столице возник уличный бунт, а в ставке государя произошла революция: ближайшее окружение его стало на сторону бунта, идя на соглашательство с ним, уступив ему самого царя, вместо того, чтобы сгрудиться около него на защиту страны. У царя отняли венец не профессиональные революционеры, а депутаты Думы и генералы, объятые интеллигентским ощущением ненужности царя и сами подрубившие ветку, на которой они сидели.