Владимир Антонов - Расстрелянная разведка

В июле 1937 года, после того как по обвинению в измене Родине был расстрелян маршал Тухачевский, усомнившийся в полководческом таланте Климента Ворошилова и предложивший Сталину заменить его па посту наркома вооруженных сил, прези­дент Чехословакии Эдуард Бенеш в беседе с советским полпредом Александровским дал понять, что он не верит, будто Тухачевский был шпионом и заговорщиком. Ссылаясь на информацию чешского посла в Берлине, он отметил, что Тухачевский просто выступал за продолжение советско-германского сотрудничества в военной об­ласти, которое в одностороннем порядке было прервано Гитлером сразу после его прихода к власти. Касаясь личности Тухачевского, Бенеш назвал его «авантюристом и ненадежным человеком», который мог рассчитывать на свержение Сталина лишь опираясь на наркома внутренних дел Ягоду. Каких-либо документов, уличающих Тухачев­ского в сговоре с немцами, Бенеш советскому полпреду не передавал. В своей книге «Разведка и Кремль» бывший заместитель начальника советской внешней разведки Павел Судоплатов писал:

«Целью (демарша) Бенеша было получение полной поддержки чешской политики со стороны Сталина как на Балканах, так и в Ев­ропе в целом. Вот почему в отличие от англичан и французов он не выразил своего неодобрения по поводу казни маршала Тухачевского и волны репрессий среди советского военного командования».

К слову сказать, на процессе над военными, обвиненными в «военно-фашистском заговоре», никакие документы, подтверждаю­щие такое обвинение, не фигурировали. Версия, согласно которой гестапо сфабриковало документы о «заговоре генералов» и через чехословацкого президента «подсунуло» их Сталину, была впервые выдвинута еще до войны в книге Вальтера Кривицкого — военного разведчика, вставшего на путь предательства и опубликовавшего на Западе мемуары. После войны другой Вальтер — бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг, возглавлявший политическую разведку ге­стапо, — повторил эту версию, находясь в плену у англичан, а затем включил ее в свои мемуары. В данном случае речь может идти лишь о дезинформации со стороны британской разведки. По имеющимся сведениям, дело обстояло следующим образом. Англичане, допраши­вавшие Вальтера Шелленберга, поинтересовались у него, насколько соответствует действительности версия, согласно которой Сталин накануне войны клюнул на удочку гестапо и расправился с наиболее видными военачальниками. Шелленберг отрицал причастность его службы к этой фальшивке. Тогда англичане настойчиво посоветовали ему придумать и включить в свои мемуары специальный пассаж, основанный на подобранных ими материалах открытой прессы. Это было их условием досрочного освобождения Шелленберга из британской тюрьмы. Участники сделки выполнили свои договорен­ности. Книга Шелленберга вышла в свет накануне XX съезда КПСС, а первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев, ознакомленный с этой фальшивкой, включил ее в свой закрытый доклад «О преодолении культа личности и его последствий».

Однако вернемся к герою нашего повествования. В 1938 году президент Чехословакии Бенеш обратился к Сталину с просьбой поддержать его действия по свержению правительства Стоядиновича в Белграде, которое проводило враждебную Праге политику. По специальному указанию Сталина на НКВД была возложена задача по организации финансирования сербских офицеров-боевиков, затеяв­ших подготовку антиправительственного переворота в Белграде.

Передать деньги заговорщикам было поручено резиденту НКВД в Праге Петру Зубову. Он выехал в Белград и встретился с руководителями антиправительственного заговора. В ходе беседы с ними Зубов убедился в том, что подобранные чешской разведкой на роль руководителей переворота люди являются авантюристами, не имеющими серьезной опоры ни в армии, ни в обществе. Он от­казался выдать им 200 тысяч долларов, выделенных Сталиным, и возвратился в Прагу. В Москву ушла соответствующая шифровка. Ознакомившись с телеграммой, Сталин пришел в ярость. Он при­казал отозвать в Москву и арестовать разведчика, который осмелился не выполнить его конфиденциальное поручение. Никакие веские доводы, которые попыталось выдвинуть руководство разведки, на Сталина, разумеется, не подействовали.

Петр Зубов оказался в тюрьме, ще его сразу же начали с при­страстием допрашивать. Разведчик полностью отрицал свою вину, объясняя костоломам, что задание вождя он выполнил, однако не стал передавать «деньги рабочих и крестьян» шайке авантюристов.

Осенью 1939 года, когда Польша оказалась захваченной гит­леровским вермахтом, а к Советскому Союзу отошла Западная Украина, чекисты обнаружили во Львовской тюрьме резидента польской «двуйки» в Берлине полковника Станислава Сосновского. Чекистами был также задержан богатый польский аристократ Януш Радзивилл, поддерживавший в предвоенное время контакты с Герин­гом и представителями английской аристократии. Оба поляка были доставлены в Москву на Лубянку, где их поместили во внутреннюю тюрьму НКВД и начали активно разрабатывать на предмет вербовки в качестве агентов.

Позже Павел Судоплатов в своих мемуарах писал по этому по­воду:

«После своего назначения заместителем начальника разведслуж­бы в марте 1939 года я напомнил Берии о судьбе Зубова, все еще на­ходившегося в тюрьме за невыполнение приказа о финансировании переворота в Югославии. Этот человек, сказал я Берии,—преданный и опытный офицер разведки. Берия, знавший Зубова на протяжении семнадцати лет, сделал вид, что ничего не слышал, хотя именно Зубов сыграл значительную роль в том, что Берия сумел добраться до вершин власти...

Ради спасения Зубова я предложил Берии поместить его в одну камеру с полковником Сосновским. Зубов бегло говорил на французском, немецком и грузинском. Берия согласился, и Зубова перевели из Лефортова, где его безжалостно избивали по приказу того самого Кобулова, который когда-то, приезжая из Грузии, оста­навливался у него дома. Его мучителем был печально знаменитый Родос, пытавшийся выбить признание путем нечеловеческих пыток: Зубову дробили колени. В результате Зубов стал инвалидом, но на самооговор он так и не пошел.

Против перевода Зубова из Лефортова на Лубянку возражал начальник следственной части Сергиенко, хотя я объяснил ему, что мой интерес к Зубову и его судьбе вызван чисто оперативными соображениями и согласован с Берией. В ответ на это Сергиенко, отказавшись переводить Зубова, заявил:

— Я буду лично докладывать об этом случае наркому. Подонок Зубов отказывается признать свою вину, что не выполнил прямого приказа руководства!

В свою очередь, я доложил Берии, что Сергиенко отказывается выполнять переданное ему распоряжение. Берия тут же взял трубку, вызвал Сергиенко и стал его отчитывать, под конец сказав, что если через пятнадцать минут тот не выполнит его приказание, ему не сносить головы. Сергиенко пытался что-то возразить, но Берия не стал слушать его объяснений...