Алексей Федоров - Последняя зима

Встретивший нас у штабной землянки Станислав Шелест доложил, что во вверенных ему подразделениях никаких происшествий не случилось, а личный состав занят учебой согласно расписанию.

- Посмотрим-посмотрим, Станислав Павлович, как идут у вас занятия... Давайте пройдем вместе по землянкам, - сказал я. - А где комиссар?

Оказалось, что Кременицкий на полигоне, где сейчас практикуются минеры. Решили заглянуть туда.

Учебный полигон представлял собой лесную поляну, на которой было сооружено несколько метров железнодорожной насыпи со шпалами. Тут же стояли макеты различного типа мостов, стен, фундаментов и других объектов минирования. Партизаны диверсионного взвода расположились у насыпи. Шла тренировка в установке МЗД, конечно, без заряда: его заменял сверток с песком.

Занятиями руководили Петр Руденко, один из лучших наших минеров, и командир взвода поляк Игнаций Мендак, невысокий подвижный человек с энергичным лицом. После всех официальностей Мендак сказал мне:

- Совсем другие мины имела польская армия. Вот я есть командир, а учить все сначала надо. С перший клясс!

- У нас до войны тоже таких мин не имелось. И нам приходилось учиться... Только это не беда! Было бы у кого учиться. А вы своим инструктором довольны? - кивнул я в сторону Руденко.

- О! Профессор! - раздалось в ответ.

Понаблюдали за работой минеров. Несмотря на обилие внезапно нагрянувшего начальства, что, конечно, нервировало новичков, они действовали достаточно уверенно и быстро. Не преувеличивает ли Кремешщкий трудностей, с которыми он столкнулся в бригаде? Я сказал ему об этом, когда мы вместе направились обратно в лагерь.

- Преувеличиваю? - удивился Виктор. - Да ведь Игнаций Мендак отбирал себе самых расторопных хлопцев... Вот вы посмотрите остальных!

Мы побывали в нескольких землянках, и всюду хлопцы как хлопцы. Занятия шли вполне нормально. Конечно, многим польским партизанам еще не хватало военной выправки, многие путались в ответах на не такие уж сложные вопросы, не очень-то хорошо справлялись с разборкой и сборкой оружия. Но ведь это люди, не нюхавшие пороху!

В том взводе, где находился Мариан Фалькевич, изучали ручной пулемет. Я спросил Мариана, какого рода задержки бывают у "дегтяря" и в чем их причина. Ответ последовал хотя и с запинками, хотя и с почесыванием затылка, но правильный. Со сборкой пулемета Фалькевич тоже справился, правда, возился с ним долго.

- Станет хорошим пулеметчиком, - заверил я Кременицкого. Поработайте с ним еще, - получите партизана хоть куда!.. А как у Мариана с дисциплиной? По-прежнему?

- Почти что... Вот недавно самовольно отлучался в цивильный лагерь.

- А зачем?

- Нареченная там у него.

- А ты, Виктор, к своей невесте самовольно не отлучился бы?

- Что-то вы сегодня больно мягкий, Алексей Федорович! Мы здесь не смотрим: к невесте ли ушел, к брату или свату, а греем, наказываем за каждую отлучку.

- Как же! Обязательно следует наказывать... Но нельзя ли устроить, чтобы ваши партизаны могли видеться со своими родными и близкими, так сказать, в организованном порядке? Подумайте об этом.

Хорошее впечатление произвели польские командиры Александр Фудалей, Станислав Матыс, Владислав Скупинский, Адам Козинога. Видно было, что они уже по-настоящему болеют за бригаду, всеми силами стараются поднять боевую выучку своих подчиненных.

На небольшом совещании с командным составом, которое мы провели, я отметил, что дела в бригаде заметно наладились. Побольше настойчивости, терпения, и скоро все окажется в полном порядке.

- Как по-польски "солдат"? - спросил я у присутствующих.

- Жолнеж! По-польски будет - жолнеж! - раздалось несколько голосов.

- Надеюсь, товарищи, что скоро все новобранцы станут хорошими партизанскими жолнежами! И тогда - в Польшу, за Буг!..

- Нех жие Польска вольна! - негромко, но торжественно провозгласил Станислав Шелест.

- Нех жие! Нех жие! - взволнованно повторили собравшиеся в штабной землянке.

Кременипкий решил немного нас проводить и тоже сел на коня. Когда мы отъехали от лагеря, Рванов вдруг спохватился:

- Алексей Федорович! Да ведь мы так и не видели ксендза, ставшего партизаном! Того, молодого, что из Любешова пришел... Помните?

- Видели! Антонина Малышицкого вы видели, - сказал, рассмеявшись, Виктор. - Ты же сам, Дмитрий Иванович, его за быструю сборку автомата похвалил!.. Во второй землянке... Худощавый такой, блондинистый...

- Так это и был любешовский ксендз? - спросил я недоверчиво.

- Он самый!

- Орел! Прямо орел! Не знаю, какого о нем мнения папа римский как о священнослужителе, но фашистам от Малышицкого достанется крепко... Вообще, Виктор, ноешь ты больше, чем следует! Дела идут неплохо.

- Эх, да разве так выглядит хотя бы наш первый батальон! До сих пор душа по нему плачет.

- Нашел с чем сравнивать, - отозвался Рванов. - Первому батальону третий год... Да и не пойдешь ты обратно в первый, если бы тебе и разрешили. Не пойдешь! Многое уже и в бригаду вложил.

- Это верно, - задумчиво подтвердил Кременипкий. - Но трудно, товарищи, трудно! О всех трудностях и не расскажешь. Они на каждом шагу...

- Поэтому тебя сюда и послали, что здесь трудно, - сказал я. - Тяните и дальше Марнана. У вас есть кому тянуть! Станислав за Мариана, Виктор за Станислава, Адам за Виктора... Вот и вытянете! Так, что ли?

- Так... Вытянем, конечно.

Мы попрощались с Кременицким на полпути к нашему лагерю.

В Лесограде прямо с коня направился я к Дружинину рассказать ему о польской бригаде. У комиссара сидел Шандор Ногради. Оба они склонились над небольшой картой Венгрии.

- Вот зовет нас к себе в Будапешт! - сказал Владимир Николаевич, кивнув в сторону гостя.

- Нет-нет... Не сразу в Будапешт! - запротестовал тот, рассмеявшись. - Сначала приглашаю к нам в лес, в горы. Венгерский партизан, советский партизан - вместе фашистов бить. Потом - победа, потом - Будапешт. Вы поняль, товарищ генераль?

- Как не понять! - ответил я. - Мы бы с удовольствием... Только далековато пока до Венгрии!

Смуглый, крепко сложенный, довольно еще молодой Шандор Ногради возглавлял прибывшую к нам по "коридору" группу венгерских антифашистов. В ней было двенадцать человек. Разными путями попали они в Советский Союз. Коммунисту Ногради, например, пришлось эмигрировать из хортистской Венгрии еще в довоенное время. Беспартийные офицеры Уста Дьюла и Пал Корныш перешли на советскую сторону, как только попали на фронт. Часть венгров мы взяли в плен, и уже в плену они поняли, что должны служить не Гитлеру и не Хорти, а своему народу. Все двенадцать венгров были людьми очень разными, но все двенадцать мечтали увидеть свою родину независимой, свободной и горели желанием помочь ей в трудную годину.