Роберт Брамбо - Философы Древней Греции

23 Лучшая современная работа, где утверждается нечто подобное, это W h i t e h e a d A.N. The Function of Reason.

24 «Государство», VI, 507 ff. На завершающее утверждение Сократа, что добро «находится за пределами и бытия, и познания и властвует», Главкон отвечает «О, Аполлон! Какое демоническое преувеличение!»

25 Яснее всего утверждение, что идеи являются границами, сформулировано в «Федоне», в том месте, где Сократ рассказывает о «новом методе», к которому он перешел, когда наука перестала его удовлетворять. «Федон», 100A ff.

26 Возможно, трудность с эйказией в том, что на этом уровне присутствует слишком много упорядочивающих структур, они наслаиваются одна на другую и в итоге становится почти невозможно отделить их друг от друга. О своеобразной «рационализации» мифа, которую проводили Платон и Аристотель, выясняя, что именно породили мифы, см.: «Федр», 299C ff.

27 Я пытался изложить это яснее и подробнее в своей книге Plato on the One.

28 Например, мы гораздо охотнее говорили бы о «принципе сохранения» или «законе энтропии», чем о «первом двигателе» или «наивысшей по ценности идее», но место и функции этих понятий, возможно, одни и те же.

29 Прокл в своем «Комментарии к «Тимею» Платона» (написанном в V веке н. э.) упоминает, что Крантор иллюстрировал ту часть этого диалога, где говорится о «слове-душе» (35A ff), диаграммой в форме буквы лямбда. То, что Платон сам часто использовал термины родословного древа при описании отношений между понятиями и строил достаточно сложные классификационные схемы путем многократного последовательного деления классов на пары подклассов, позволяет с очень большой вероятностью предположить, что диаграммы-треугольники применялись и в самой Академии. Подробнее об этом см. мою статью Logical and Mathematical Symbolism in the Plato Scholia.

30 Объединяющая «одна наивысшая идея» вылядит по-разному в разных дискуссиях. В «Пармениде» она названа «Одно», в «Пире» – «Прекрасное», в «Государстве» – «Добро», как на рисунке 1, в «Филебе» три «отличительных признака» Добра – «Истина, Симметрия и Красота» («Симметрия» здесь – нечто вроде определенного структурного единства, которое «Одно» придает идеям, участвующим в нем и в совокупности составляющим «Многое»). В конце своей жизни Платон прочел большую «Лекцию о добре», из которой сохранилось лишь несколько отрывков, записанных слушателями; она была профессионально-научной и математической (к разочарованию большей части слушателей), и одним из ее основных тезисов было то, что «существует только одно Добро». Конечно, по-другому быть не может, если «Добро, Истина и Красота» – одно и то же, что всегда утверждали платоники.

31 Эта четырехчастная структура рассказа о добре рассматривается в моей работе Plato for the Modern Age. Соотношение частей рассказа друг с другом и их адреса в книге показаны ниже:

32 Приведенный далее пример основан на главе II книги B r u m b a u g h R.S. and L a w r e n с e N.M. Philosophers on Education, где автор в первый раз применил таким образом «Разделенную линию» Платона.

33 Начиная с поздних сократовских диалогов («Горгий», «Менон» и др.), Платон включал в свои сочинения мифы. Видимо, он делал это по двум причинам: во-первых, миф может представить понятия более живыми и яркими, тогда как абстрактная аргументация на это не способна; во-вторых, похоже, что религиозная интуиция людей является свидетельством существования какого-то врожденного чувства, позволяющего людям «угадывать», что такое добро. (Таким образом, Платон, в противоположность софистам, считал, что религия, если она верно понята, интуитивно знает важные истины, и по этой причине в его философии должно было найтись место и для нее.) Тема «космической справедливости» занимает центральное место в завершающем диалог «Горгий» мифе о последнем суде и в мифе про Эра, которым завершается «Государство». Исследование того, как новейшие научные открытия совмещаются с общим принципом господства ценности над мировым порядком (это одна из тех важных проблем, которые рассматриваются в «Тимее»), является античным аналогом некоторых современных дискуссий о том, как соотносятся наука и религия или богословие (это обсуждает, например, Уайтхед в Science and the Modern World).

34 Перечень возможных видов нарушения равновесия человеческой души служит Платону чем-то вроде таблицы-определителя типов характера и личности. Эта таблица имеет разные варианты в разных контекстах: иногда Платон признает 3 типа структур души, иногда 5, иногда 9, иногда 12, а один раз заявляет, что, возможно, их 81 или 729. Но во всех случаях классификация проводится по двум признакам одновременно – мотивации (тому, какая из «трех частей души» является господствующей) и уму (тому, какого уровня ясности знания способна достичь данная душа). Одна из этих таблиц вылядит так:

Другие подобные схемы сочетаемости даны в форме диаграмм и обсуждаются в моем PMI.

35 Эта разница между действующими стандартами и такой «добродетелью», которая нужна в хорошем обществе, несомненно, один из тех фактов, которые Платон хотел особо подчеркнуть в своем рассуждении (в книге V «Государства») о том, каким были бы отношения собственности, заключение браков, обучение детей и высшее образование, если бы все это осуществляли «такие хранители, как те, кого мы описали». Из всего «Государства» это место меньше всего относится к философии и больше всего обратило на себя внимание шокированных читателей. Даже сейчас не совсем ясно, какое намерение было у Платона, когда он писал это, и в какой степени, по его замыслу, читатель должен был принимать всерьез подробности этого описания.

36 В этой связи см. исследование «Государства», выполненное N.R.P. Murphy. Книгу IX Платон начинает заключением к той части своего труда, в которой он отстаивает внутреннюю ценность справедливости, а затем приводит доказательство того, что жизнь справедливого человека содержит больше удовольствия, чем жизнь несправедливого, так что ее следует предпочесть, даже если руководствоваться одной любовью к наслаждениям. Аргументы, которые выдвигает Платон в этом месте своего сочинения, приведены выше в тексте нашей книги.

37 См.: S t e w a r t J.A. The Myths of Plato (Стюарт) и другие работы о религии у Платона.

38 См.: K i t t o. The Greeks, где автор, рассуждая о Спарте, убедительно показывает: греки считали, что функция города – ставить человека в такие условия, чтобы он был гражданином определенного, заранее установленного типа. Эта же идея чувствуется в том периодически возникавшем требовании от граждан нерассуждающего патриотизма, которое отметил Фукидид в своей «Истории». К тому же самому заключению, хотя и на основе совершенно противоположных предпосылок, пришли софисты (Фразимах, Антифон, Критий и другие), для которых государство было «условностью», а «правосудие» – всего лишь осуществлением власти правителя.