Винсент Гог - Письма к брату Тео

В Монпелье есть еще другие вещи Делакруа – этюд «Мулатка» (его в свое время скопировал Гоген), «Одалиски» и «Даниил во рву со львами»; затем работы Курбе: 1) великолепные «Деревенские барышни» – одна женщина со спины, другая сидит на земле на фоне пейзажа; 2) превосходная «Пряха» и целая куча других. Словом, тебе следует знать, что такое собрание существует, и поговорить о нем с теми, кто его видел. Больше о музее ничего не скажу, упомяну лишь рисунки и бронзу Бари. Мы с Гогеном много спорим о Делакруа, Рембрандте и т. д.

Наши дискуссии наэлектризованы до предела, и после них мы иногда чувствуем себя такими же опустошенными, как разряженная электрическая батарея. Нам кажется, что мы испытали на себе действие волшебных чар, – недаром, видно, Фромаитен так удачно заметил: «Рембрандт, прежде всего, волшебник».

Пишу тебе это, чтобы побудить наших голландских друзей де Хаана и Исааксона, которые так любят Рембрандта и столько изучали его, и впредь заниматься им.

В таких исследованиях самое важное – никогда не отчаиваться.

Ты знаешь странный и великолепный мужской портрет работы Рембрандта, находящийся в коллекции Лаказа. Я сказан Гогену, что эта работа той же породы и из той же семьи, что Делакруа и он сам, Гоген. Не знаю почему, но я всегда называю этот портрет «Путешественником» или «Человеком издалека». Мысль эта равнозначна и параллельна тому, о чем я тебе уже писал: глядя на портрет старого Сикса, дивный портрет с перчаткой, думай о своем будущем; глядя на офорт Рембрандта, изображающий Сикса с книгой у освещенного солнцем окна, думай о своем прошлом и настоящем. Вот так-то. Когда я сегодня утром спросил Гогена о самочувствии, он ответил: «Мне кажется, я становлюсь прежним», что меня очень порадовало.

Когда прошлой зимой я приехал сюда, усталый и умственно почти истощенный, мне тоже пришлось пройти через известный период душевного расстройства, прежде чем я начал выздоравливать. Как мне хочется, чтобы ты посмотрел музей в Монпелье! Там есть замечательные вещи.

Передай Дега, что мы с Гогеном видели в Монпелье портрет Брийя работы Делакруа. Что есть, то есть – с этим не поспоришь: на портрете Брийя похож на нас с тобой, как брат.

Что касается попытки организовать совместную жизнь художников, то она сопряжена с довольно забавными моментами; поэтому кончаю тем, что повторю твое любимое выражение: «Поживем – увидим»…

Не думай, что нам с Гогеном работа дается легко, – нет, далеко не всегда; желаю поэтому и тебе, и нашим голландским друзьям следовать нашему примеру и не пасовать перед трудностями.

23 декабря 1888

Думаю, что Гоген немного разочаровался в славном городе Арле, в маленьком желтом домике, где мы работаем, и, главным образом, во мне.

В самом деле, у него, как и у меня, здесь много серьезных трудностей, которые надо преодолеть. Но трудности эти скорее заключаются в нас самих, а не в чем-либо ином. Короче говоря, я считаю, что он должен твердо решить – оставаться или уезжать. Но я посоветовал ему как следует подумать и взвесить свое решение, прежде чем начать действовать. Гоген – человек очень сильный, очень творческий, но именно по этой причине ему необходим покой. Найдет ли он его где-нибудь, если не нашел здесь? Жду, чтобы он принял решение, когда окончательно успокоится.

2 января 1889

Чтобы рассеять все твои опасения на мой счет, пишу тебе несколько слов из кабинета уже знакомого тебе доктора Рея, проходящего практику при здешней лечебнице. Я пробуду в ней еще два-три дня, после чего рассчитываю преспокойно вернуться домой. Прошу тебя об одном – не беспокоиться, иначе это станет для меня источником лишних волнений. Перейдем лучше к нашему другу Гогену. Уж не напугал ли я его и в самом деле? Почему он не подает признаков жизни? Он ведь как будто уехал вместе с тобой. К тому же он, видимо, испытывал потребность повидать Париж – там он чувствует себя дома больше, чем здесь. Передай ему, что я все время думаю о нем и прошу его написать… Читаю и перечитываю твое письмо насчет свидания с Бонгерами. Великолепно! Рад, что для меня все остается так же, как было.

Сегодня, наверно, напишу не очень много, но во всяком случае хочу хоть известить тебя, что я вернулся домой. Как я жалею, что тебе пришлось сорваться с места из-за такого пустяка! Прости меня – во всем, вероятно, виноват только я. Я не предвидел, что ты так встревожишься, когда обо всем узнаешь. Но довольно об этом. Ко мне заходил господин Рей с двумя другими врачами – решили посмотреть мои картины. Они чертовски быстро уразумели, что такое дополнительный цвет.

Собираюсь сделать портрет г-на Рея, а возможно, и другие, как только снова смогу приняться за живопись.

Благодарю за твое последнее письмо. Я постоянно чувствую, что ты – рядом со мной; но, в свою очередь, знай: я занят тем же делом, что и ты.

Ах, как мне хочется, чтобы ты посмотрел портрет Брийя работы Делакруа, равно как и весь музей в Монпелье, куда меня возил Гоген! Поскольку на юге до нас уже работали другие, мне трудно поверить, что мы всерьез могли сбиться с пути.

Вот какие мысли лезут мне в голову теперь, когда я вернулся домой…

Для того чтобы учиться мастерству, мне необходимы репродукции с картин Делакруа, которые еще можно разыскать в том магазине, где продаются литографии старых и новых мастеров по 1 фр. за штуку, если не ошибаюсь. Но я решительно отказываюсь от них, если они стоят дороже… Думаю, что нам следует повременить с моими работами. Конечно, если хочешь, я пошлю тебе некоторые из них; но я рассчитываю сделать нечто совсем другое, когда стану поспокойнее. Что же касается «Независимых», сообразуйся с тем, что сам считаешь нужным и что предпримут остальные.

Ты даже не представляешь себе, как я огорчен тем, что ты до сих пор не уехал в Голландию…

Что поделывает Гоген? Его семья живет на севере, его пригласили выставиться в Брюсселе, и он к тому же пользуется успехом в Париже; поэтому мне хочется верить, что он вышел наконец на верную дорогу…

Как бы то ни было, я искренне счастлив, что все случившееся уже прошло.

Надеюсь, ты не встревожишься, если я напишу тебе еще несколько слов, хотя уже послал тебе письмо утром.

Я довольно долго был не в состоянии писать, но теперь, как видишь, все прошло.

Если тебе хочется сделать доктору Рею что-нибудь очень приятное, я научу тебя, как доставить ему удовольствие. Он слыхал о картине Рембрандта «Урок анатомии», и я обещал, что мы достанем ему гравюру с нее для его кабинета. Надеюсь также написать его портрет, как только почувствую, что у меня хватит на это сил. В прошлое воскресенье я познакомился с другим врачом – тот хотя бы понаслышке знает, кто такие Делакруа или Пюви де Шаванн, и стремится познакомиться с импрессионизмом…