Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

И все же Таннер прав, указывая, что Остин наделяет Фанни, такую тихую и незаметную, достаточной нравственной силой, чтобы победить всех этих ярких, живых героев, нарушивших ее мир. Она из тех, кому тяжелое детство и жесткая дисциплина, сознание необходимости бороться и терпеть сослужили хорошую службу. При этом она, в сущности, одновременно и настоящая героиня, и страшная зануда.

Возможно, Остин, создавая «свою Фанни», использовала собственные воспоминания о застенчивой, несчастной девочке, отправленной из родного дома в школу и столкнувшейся там с жизнью, которую еще не могла понять до конца. Но какой бы ни была отправная точка, что-то, пока она писала, изменило суть истории, которую она намеревалась рассказать, так же как это произошло с «Чувством и чувствительностью». Именно эта смена основного вектора повествования и дала книге ту силу и энергию, что продолжают привлекать читателей и заставляют ее перечитывать. Как и «Венецианский купец», она остается открытой самым разным и даже противоположным толкованиям. Вы можете встать на сторону Мэри Крофорд или против нее, так же как и в случае с Шейлоком; то же и с Фанни Прайс. Шекспировская пьеса и роман Остин настолько живые и гибкие, что их можно воспринимать как под одним углом, так и под другим[183].

Жизнь Фанни в «Мэнсфилд-парке», пожалуй, самые горькие страницы в творчестве Остин. Ее тетка, леди Бертрам, в сущности, слабоумна. Она не зла, это почти комический персонаж, но последствия ее беспредельной безмятежности совсем не забавны. Как хозяйка дома и глава семейства она совершенно беспомощна, а сохранять достоинство ей позволяют лишь хорошие манеры ее мужа и сыновей. Ее благодушная вера в то, что красота достойна больших денег, происходит от ее собственного успеха в молодости, когда она, хорошенькая девушка, заполучила более выгодную партию, чем могла рассчитывать. Единственный совет, который она дает Фанни за восемь лет: «Каждая молодая девица просто обязана принять такое великолепное предложение», когда руки той добивается состоятельный, пусть и неприятный ей человек. Леди Бертрам слишком поздно отправляет свою горничную Чепмэн помочь Фанни одеться к балу, а затем приписывает себе успех племянницы. Ее щедрость простирается до того, что она дает десять фунтов племяннику Уильяму, но она не замечает, как Фанни третируют под ее крышей. Ее мопс и ее «работа», под которой подразумевается рукоделие и которую большей частью выполняет Фанни, — вот все, на что она обращает внимание (нельзя даже сказать «интересуется»). Она едва замечает своих детей и не особенно скучает по мужу в его отсутствие. Сон на диване — одно из ее любимых времяпрепровождений, и она спит так крепко, что другие могут вести в ее присутствии личные разговоры. Леди Бертрам редко выходит на воздух. Она лишь «готовится взволноваться» по поводу свадеб дочерей, а когда сообщает племяннице в письме о болезни своего старшего сына, это производит впечатление «своего рода игры в перепуг». Она и ее сестра миссис Прайс, обе на диво невозмутимые, после многих лет разлуки до такой степени потеряли интерес друг к другу, что «трое или четверо Прайсов могли быть сметены с лица земли, любой из них или все вместе, кроме Фанни и Уильяма, а леди Бертрам не очень-то и задумалась бы о том или, возможно, стала бы повторять лицемерные речи миссис Норрис, мол, какое счастье и какое великое благо для бедняжки, их дорогой сестры Прайс, что они так хорошо пристроены». Из предположения, что бедным детям лучше было бы умереть и быть «хорошо пристроенными» в загробной жизни, рождаются самые горькие строки романа, отражающие, впрочем, общие представления того времени.

Миссис Норрис, старшая сестра леди Бертрам, — одна из самых больших литературных злодеек. Она слишком ужасна, чтобы вызывать смех, но мы все же смеемся. Остин так хорошо ее изобразила, что мы получаем удовольствие, даже ужасаясь. Миссис Норрис отличается подлостью, назойливостью, подхалимством перед власть имущими и агрессивностью с теми, кто находится в ее власти. Она преисполнена решимости быть в центре всех событий в Мэнсфилд-парке, а свое положение укрепляет за счет чужих страданий. Фанни сразу становится ее жертвой — бедная девочка, взятая в дом из милости, маленькая, бесправная и кроткая. Причем, как предельно точно пишет Остин, злобное отношение тетушки питает само себя: «Она невзлюбила Фанни, потому что пренебрегала ею» (курсив мой. — К. Т.). Припомните также ее косвенный упрек сэру Томасу за содержание работников в зимние месяцы, удовольствие, с которым она узнает, как двух горничных в Созертоне прогнали «за то, что они пришли в белых платьях», и как она не дает накормить одного из мальчиков-работников на кухне в Мэнсфилде.

Сэр Томас не сильно отличается от своей супруги и ее сестры. Правда, он наделен некоторым чувством достоинства. Но он плохо выбрал себе жену, не умеет разговаривать с собственными детьми, в воспитании которых не принимал участия, и не умеет осадить свояченицу, которая портит характеры его дочерей и унижает его племянницу. Он не в состоянии понять натуры других людей, позволяет одной из дочерей вступить в брак с полнейшим болваном и пытается заставить Фанни выйти замуж без любви. Фанни знает, как он не прав, но положение обязывает ее молчать. Она ожидает, когда «добрый, благородный» дядя сам поймет, что союз без взаимной привязанности непростителен. Однако этого не происходит. Напротив, дядюшка поступает с ней весьма невеликодушно: отсылает ее в Портсмут, чтобы она иначе взглянула на все преимущества выгодного замужества, хотя на всем протяжении ее детских лет ему и в голову не приходило, что она может хотеть повидаться с родителями, братьями и сестрами. Его самодовольство и уверенность в собственной правоте смогло поколебать лишь поведение его родных дочерей.

Образы Марии и Джулии Бертрам, на мой взгляд, такие же слабые, как и сестер Бингли в «Гордости и предубеждении». В обеих книгах нам сообщают, что, когда им это нужно, они очаровательны, однако мы не видим, в чем же заключается это очарование. Описание сестер Бертрам совсем кратко, их даже сложно отличить друг от друга — обе высокие, светловолосые, в полном расцвете своей красоты; они почти постоянно действуют вместе или говорят одна о другой. Даже в финале, когда их судьбы расходятся, мы узнаем, что Джулию от того дурного пути, по которому пошла Мария, спасло не какое-либо собственное свойство характера, а лишь то, что она моложе и, соответственно, имела меньше времени и возможностей испортиться. Но поскольку их образы столь схематичны, эти последние формальные выводы едва ли имеют значение.