Алла Сурикова - Любовь со второго взгляда

В Амстердаме снялся собакой голландки Мари лохматый пес по имени Квинтус.

«Квинтус филмз БВ» — так называлась компания нашего голландского партнера. Собачка уже давно стала талисманом компании и снималась «на счастье» во многих ее кинолентах.

Я, естественно, тут же придумала для Квинтуса эпизод и втиснула его в фильм. Квинтус оказался сообразительным и интеллигентным актером. Особенно остро он «отыграл» случайное сексуальное увлечение своей «хозяйки» — очень нервничал за дверью, становился на задние лапы, рвался в спальню…

Фирма, которая работала с нами, была крепкая, серьезная, профессиональная. Но! Свой интерес блюла на любом киноперекрестке. В роли «мужа Мари» должен был сниматься Саша Кузнецов, наш бывший соотечественник, исполнитель главной роли в «Двух стрелах», ныне житель США. Ну никак фирма не могла сделать Саше визу! Прямо билась со всеми голландскими министерствами из последних сил — а те отказывали и отказывали…

В результате снялся в этой роли актер, которого предлагали они. Хороший актер, но не Саша. А Саша все же прилетел в Амстердам, сделав визу по своим каналам, с опозданием на несколько дней. Не «не могли» они — а не Хотели…

Чтоб оплатить Саше билет, я сняла его в маленьком эпизоде уличного хиппи.

Объект «открытый ресторанчик» фирма нам подсунула в каком-то глухом маловыразительном месте. Приехать в Амстердам и снимать задворки Саратова не хотелось вовсе. Я не стала выяснять отношения — до съемок этого объекта еще было достаточно времени — и дала задание художнику самостоятельно присмотреть красивое местечко. Однажды после обеденного перерыва Володя Филиппов пришел сияющий: есть! Он выбрал шикарное место — центр Амстердама, в одну сторону — вода и пароходики, в другую — старый город, вокзал, музей… Снимай — не хочу…

Конечно, организовать съемку в таком многолюдном месте было намного сложнее, чем на задворках. Но я довольно жестко сказала нашему Фрицу: только здесь! И сделал, и организовал. И в дальнейшем уже не пытался подсунуть нам чего-нибудь «третьего сорта».

На этом же объекте, давшемся нам с таким трудом, серьезной опасности подвергся звукооператор Олег Зильберштейн. Он забыл взять из Москвы фонограмму, под которую снимался этот — эпизод. Выход мы, конечно, нашли, но я Олега чуть не утопила, сопровождая свою угрозу текстом, полным поисков в области «изящной словесности».

К сцене «Обжорство Лямкина в дорогом ресторане» голландская группа приготовила вкусные и дорогие деликатесы: устрицы, семга, икра — а эпизод не «выруливал» на обжорство. Ильину было некомфортно, недоставало чего-то узнаваемого, нормального, нашего… Поддевающий вилкой устрицы, он никак не производил впечатления эдакого Гаргантюа.

— Ну, конечно же, «маккарони»! — сообразил Ильин.

Пришлось срочно посылать в магазин за спагетти. И горячая гора макарон помогла Ильину победить. Хлюпающий спагетинами Лямкин стал выглядеть настоящим обжорой, а голландцы терпеливо знакомились с загадками «рашен-калабашен».

Лямкин собирался сесть в тюрьму в столице Нидерландов — Амстердаме. «По тундре, по широкой по дороге, где мчится поезд Воркута — Амстердам»…

Нас отговаривали:

— Зачем вам Амстердам? Это европейская помойка! Там на улицах валяются бомжи и курят марихуану.

Но время, когда любую «заграницу» снимали в Таллине, прошло. И если автор прИдумал Голландию, значит, он ее прОдумал.

Правда, наш Амстердам мы собирали по разным городам. Тюрьма находилась в Алкмаре, а Голландия в миниатюре — в Гааге, уличные сцены проще снимать в Харлеме, а жить в мае дешевле всего в курортном городке Эгмонде ан Зее. Потому голландский город Лямкина мы собрали из пяти городов (конечно же, и Амстердам в том числе).

Амстердам — это никак уж не помойка. Это — свобода. Свобода и комфорт.

Там никто друг другу не мешает. На улицах Амстердама все движутся в разных направлениях — машины, велосипедисты, мамы с колясками. У всех одна забота — не доставить неудобств тем, кто движется рядом.

Не мешать! Уважение к человеку — вот принцип их жизни.

Как-то к нам на съемочную площадку забрел случайный сильно подвыпивший прохожий и стал на густом голландском языке объяснять, что он думает о кино вообще и о нас в частности. Случись это на просторах нашей родины, он получил бы пинок под зад с двойным ускорением и давно высказывался бы в другом месте. У голландцев другой подход: там вообще нельзя кричать на людей. Заблудшему дали спокойно высказаться. Двое вежливых полицейских долго ждали, пока он иссякнет, а затем уговорили его изменить маршрут. Тот задумался и после колебаний согласился.

Каждое утро мы ехали из отеля к месту съемок одной и той же дорогой. И каждое утро на оживленном перекрестке все движение замирало. Из-за одной симпатичной парочки. Дорогу не спеша пересекали два молодых петушка. Видимо, с ближайшей птицефермы. Вот такой у них был маршрут прогулки. Они шли важно, с достоинством; знали точно — никто не обидит. Все машины терпеливо ждали, пока птички продефилируют на другую сторону.

Эти два петушка с обостренным чувством собственного достоинства — вот для меня самая яркая реклама страны под тройным названием: Нидерланды, Голландия, «Дач»…

Сначала мы с трепетом отдавали для ознакомления наш сценарий голландским партнерам: вдруг откажутся работать из-за оскорбления Королевы — Лямкин пририсовывает усы к портрету Ее Величества.

Потом со страхом снимали этот эпизод на пляже среди всего честного голландского народа — вдруг и в самом деле заметут нас всех в тюрьму!

Но… При том что голландцы любят свою королеву, относятся к ней почтительно-нежно, никто так не подшучивает над ней, как они! Так что наши усы — просто детская невинная шалость… У меня до сих пор хранится открытка из их сувенирного магазина, подаренная Женей Гиндилисом, исполнительным продюсером, — синее королевское лицо и абсолютно лысый королевский череп…

Где-то читала про одно африканское племя: раз в году его вождь устраивал для своего народа праздник, на котором выставлял свое чучело для всеобщего осмеяния и издевательств. На чучело можно было плевать, в него разрешалось кидать камни. Потом чучело сжигали. А народ, излив таким образом свою отрицательную энергию, становился миролюбивым. И вождь целый год — до следующего праздника — мог править спокойно.

В Голландии наша маленькая русская группа обросла огромным количеством замечательных голландцев. Роль Клода, мужа Мари, сыграл голландско-американский артист Чип Брей, соседа Мари — голландско-голландский Роберт Тайс. А еще голландцы сыграли у нас психиатра, судью, надзирателей и заключенных. Мы привезли с собой только главных героев.