Евгений Весник - Записки артиста
Дедушка ушел.
Слава Аллаху – гора с плеч. Ходжент, конечно, Ходжент. Город, связанный со славой Александра Македонского.
Резюме народного артиста РСФСР Никиты Подгорного: «Самое смешное то, что ты разговаривал с самим Александром Македонским!»
Перед спектаклем стараешься не есть: на пустой желудок играть легче. И естественно, после спектакля очень хочется сесть за обильный стол.
Малый театр на гастролях в Тбилиси.
Буквально за пятнадцать минут до закрытия влетаю в кафе на четырнадцатом этаже гостиницы «Иверия».
– Ради Бога, извините, что так поздно… Только что закончился спектакль.
– Что ви, что ви! – успокаивает официант, молодой красавец грузин. – Ви дорогие наши гости. Вот вам меню, выбирайте, пожалуйста, что хотите. Пожалуйста…
– У вас какая-нибудь зелень есть?
Смеется:
– Зелень – это трава, она растет на земле, а здесь четырнадцатый этаж.
– Понятно. Тогда дайте кусочек сыру.
– Ой-ой-ой, дорогой! У нас не гастроном: пришел, взвесил, скушал. У нас был во-о-от такой кусок сыра утром, ваши скушали за завтраком.
– Тогда, если можно, традиционный шашлык!
– Ой, и-и! Вам не везет! У нас давно мангал не работает…
– Тогда дайте, пожалуйста, жалобную книгу! Никаких записей я делать в книге не собирался.
Решил сострить: дескать, съем на ужин эту книжку. Официант шутки не понял. Он на какое-то мгновение чуть опешил… Но довольно быстро нашелся:
– В таком случае один шашлык я вам, наверное, найду… Как-нибудь…
– Тогда вы, может быть, и сыр найдете?
– Конечно! Большой кусок возьмем – маленький отрэжем!
– Ну вот видите. Значит, у вас наверняка и зелень есть?
– Конечно! Во дворе растет. Сметанкой польем, дорогой мой друг!
– Оказывается, у вас все есть?!
– В Грузии все есть! Жалобной книги нет у нас!
– А что, если попадется вам недобрый клиент и действительно напишет жалобу на вас?..
– Нет, этого не может быть. Мой папа врач. Он говорит: «Не надо кушать на ночь, это вредно… Так всем и говори, а если клиент будет скандалить – пожалуйста, дай ему покушать, что хочет – дай. Пусть сам себя убивает. У тебя совесть чиста будет – ты предупредил…» Так что? Принести вам шашлык?
– Нет, не надо. Мне салатик – и все. Жить хочу… Привет папе!
Тбилиси. Пожилой грузин продает цветы. – Сколько стоят ваши чудесные цветочки?
– Три рубля дэсяток.
– Нет-нет, сколько стоит один цветок?
– Одын цветок в Грузии ничего не стоит.
– Можно взять?
– Нэльзя!
Скорый поезд Тбилиси – Москва. Возвращаемся с гастролей. В моем купе – трое мужчин и миловидная дама. Выхожу в коридор покурить. У окна – милиционер.
– Товарищ милиционер, у нас в купе трое мужчин и одна дама. На почве ревности могут разгореться страсти, может дойти до поножовщины. Вы вмешаетесь?
– Нэт.
– Почему?
– Я в отпуску.
Шестидесятые годы. Латвия. Дзинтари.
Местный житель знакомит меня и артистов Малого театра Бориса Горбатова и Геннадия Сергеева с достопримечательностями чудесного курорта: «Это дача знаменитого писателя, вы видите забор с национальным орнаментом, ему уже 120 лет, это очень красиво, правда? Мы очень гордимся такими красотами – это наше, национальное! Вот костел старинный – это типично наше…»
Подходим к железнодорожному вокзальчику: «Этот вокзальчик типично нашей архитектуры… А вот ларечек с национальным орнаментом на крыше… Это все наше… И пиво в ларечке… вкусное-вкусное… наше пиво!»
Наливают нам по кружке пива. Заходим за ларек, чтобы не мешать другим… На земле валяются обгрызанная вобла, несколько рыбьих голов, рваные пакеты, окурки, пустые пачки из-под сигарет и даже использованный резиновый противозачаточный «препарат»… Наш гид холодно сказал: «А это – ваше…»
а) Лев Николаевич Толстой (1828–1910), русский писатель:
«Самый лучший человек – тот, кто живет преимущественно своими мыслями и чужими чувствами, самый худший сорт человека – который живет чужими мыслями и своими чувствами». (Если это так, то толстовская концепция – простейшее доказательство пагубности политических партий и их дисциплины. – Е. В.).
b) Иоганн Вольфганг Гете (1749–1832), немецкий писатель:
«Перед Великим умом я склоняю голову, перед Великим сердцем – колени».
(Идеал: склонить и голову и колени! – Е. В.).
c) Тель-Авив. Пляж. Тонет мальчик. Никто из пляжников не двинулся с места…
Плавает женщина на расстоянии 20–25 метров от берега… На берегу – маленькая собачка, чрезвычайно осторожно наблюдающая за хозяйкой, очень смешно подпрыгивая на задних лапках…
Женщина удаляется от берега чуть дальше – собачка тревожно скулит и лает, пытается броситься в море, но не может – ее выбрасывает на берег безжалостная и сильная волна…
Я склоняю и голову, и колени перед… собачкой!
а) Перикл (ок. 490–429 до н. э.), афинский стратег:
«Довольно, граждане! Мы слишком долго занимаемся пустяками!»
Бенджамин Дизраэли (1804–1881), премьер-министр Великобритании:
«Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее на пустяки!»
Юридический закон:
«Закон не занимается пустяками».
b) Дейл Карнеги, ученый:
«Пустяки лежат в основе большинства несчастных браков. Почти половина уголовных дел, разбираемых в судах, начинается с пустяков: бравада в баре, домашние пререкания, оскорбительные замечания, неуважительное слово, грубый выпад – это именно те пустяки, которые ведут к нападению и убийству».
с) Уильям Джеймс (1842–1910), американский философ и психолог:
«Согласитесь принять то, что уже есть. Примирение с тем, что уже случилось, – первый шаг к преодолению последствий всякого несчастья».
50-е годы. В филиале Малого театра – спектакль «Богдан Хмельницкий». В главной роли – знаменитый народный артист Николай Николаевич Рыбников, у которого в его семьдесят с гаком лет остались две роли: упомянутая выше и князь Тугоуховский – на основной сцене.
Разговорившись за кулисами с ведущим спектакля, помощником режиссера Иваном Александровичем Толокиныц Николай Николаевич чуть не прозевал свой выход, но, спохватившись, слава Богу, вышел на сцену с пятисекундным опозданием и разволновавшийся до такой степени, что, забыв, какую роль играет, вышел в шикарном красочном костюме Хмельницкого, шаркая ногами, покашливая, сгорбившись, держа руку около уха, то есть в образе князя Тугоуховского… Помощник режиссера, увидев оплошность артиста, зашипел из-за кулис: «Коля! Коля! Хмельницкий! Хмельницкий!» Доковылявший до середины сцены Николай Николаевич, услышав шипение, мгновенно разогнулся во весь свой великолепный рост, лихо расправил пышные усы, отчеканил шаг и буквально «заржал» в полный голос. Зал оценил артистическую метаморфозу громкими аплодисментами и приписал ее оригинальному характеру Богдана Хмельницкого.
