Елена Макарова - Фридл
С одной мучительной историей я справилась, но как быть дальше, не знаю. Без гроша за душой и без материальной поддержки я ничего, или почти ничего, не смогу сделать. Если бы ты могла что-то найти, это было бы чудом.
Павел вернулся с лесоповала. Он упал на какой-то сук и сломал ребро. Съев все хлебные запасы и выпив несколько чашек сладкого чая, он успокоился. Оказывается, вчера ему не дали ужина, потому что он опоздал. С такой болью в груди он не мог быстро дойти до столовой.
Почему же с тобой не поделились?
Я бы так поступил, другие нет.
А ты пытался попросить?
Нет.
Почему?
Мне было неловко.
Дорогая Хильда!
Павел пять дней пробыл дома. Его отпустили, потому что он повредил ребро и сильно поранил локоть. Вдобавок он расчихался, что причиняет ему жуткую боль. Но теперь все равно уехал. Надеюсь, он со всем справится.
Последние две недели занимаюсь усовершенствованием квартиры; устроила при этом несколько весьма полезных скандалов и сейчас уставшая, но довольная. Комната очень хороша.
Нечто весьма странное! Я сделала 3 рисунка по Адорно. Разгадка картин Клее многое прояснила для меня в искусстве.
Деньги были неожиданны и очень вовремя. Павел тебе напишет, но он в плохом состоянии. А я выплываю! Обычно волнения действуют на меня сильней, чем на Павла. Но так было раньше, теперь и волнения к лучшему.
Целую тебя крепко!!!
Прошу хвалить меня каждый раз, когда я ставлю дату в письме!
Долгий сентябрь. Кроме нас, практически все уже там. Даже не знаю, рада ли я отсрочке. По стандартным открыткам в тридцать слов трудно понять, что там происходит. Отто до нас никак не доберется – с утра до вечера он занят с экспонатами в еврейском музее. Даже про день рождения брата забыл.
Зато Хильда не забыла. Приехала – а Павла нет дома. По письмам она так и не поняла, что Павла отправили в трудовой лагерь.
Ей нравится наша новая чердачная комната. Кажется, что места здесь не меньше, чем в прежней, хотя по метражу она крошечная. Но все так умно устроено – и полки на скосах, и разделительная балка, превращенная в вешалку, и стол, переходящий в мойку, и стулья, которые вдвигаются в пазы…
А где картины?
Как всегда, под кроватью.
Жаль, что ты их не повесила, хоть одну…
Так давай повесим!
Выбрали вид на Влтаву, летний день, все купаются, весело.
Хильда привезла вкуснейший паштет, и я бессовестно уплела почти всю банку.
Маргит передает привет, извиняется, что не пишет. У нее трудная пора.
А у кого легкая? Я тут плевательницы обтачиваю для зубного врача, тарелки деревянные…
Луч света из чердачного окна утонул в Хильдиных глазах. Так глубоко они запали.
Ты так и не спишь ночами…
Хильда смотрит на меня, и я вижу, как влажнеют голубые стеклышки, вздрагивает твердый подбородок, собираются в полоску тонкие губы.
Что с тобой?
Я обнимаю ее крепко-крепко, провожу ладонями по резким скулам, по втянутым щекам…
Мне страшно, – говорит бесстрашная Хильда.
57. Каждодневность
24.9.42
Моя горячо любимая Маргит!
Вчера написала тебе письмо на шести страницах. Я была сама не своя. Меня разбирала злость, и она была направлена против тебя. Чтобы показать, как глубоко я стыжусь этого, ставлю дату, не вполне уверенная, что она соответствует действительности: 24.IX.1942. Ты с такой настойчивостью требуешь порядка, я понимаю, что все это сидит у тебя в печенках, но ведь это не твоя вина, что другие не придерживаются порядка.
Если рассказывать о моей каждодневной жизни, не могу припомнить ни одной вещи, которая бы приносила радость. Я не сварила варенья, не сделала запасов и теперь понимаю, что все мои упущения сказываются на Павле. С сегодняшнего дня начинаю исправляться. Держи кузнечика, который прострекотал все лето! Да и какое лето! Сюда подходит слово (взятое из книги Вассермана), и слово это – «самоедство». Я его хорошо запомнила и вижу теперь, что оно мне подходит.
Ланге была здесь проездом. Ходят какие-то хорошие слухи, но они лишь поддерживают нынешнее состояние, а не улучшают его. При всем ужасе одиночества есть надежда, что мы найдем друг друга и снова будем вместе.
Павел полон благих намерений. Только благодаря ему я еще могу дышать и сохраняю остатки равновесия. Об этом лучше не писать. Я убираю свою единственную комнату, между делом читаю, стоя, как гусь, на одной ноге, пока на меня не нападет приступ угрызений совести и я не начну что-то снова делать – штопать, готовить, дел не столь много; нужно выбрать не только самое важное, но и самое правильное. За последнее время я разобралась со старым хламом.
С деревянными тарелками, плевательницами для зубного врача и др. не так срочно, т.к. к тому же материал поступает не с такой частотой, как хотелось бы: из-за хозяйства я не могу отлучаться из дома.
Несколько раз удавалось послушать лекции по искусству. Много раз приступала к изучению чешского языка. Вообще меня не оставляет чувство, что надо что-то делать, и я ему подчиняюсь. Все 14 дней мою ступени и двор перед домом, примерно каждый пятый день хожу за покупками, два раза готовила обед для двух знакомых женщин и один раз была у одной из них в гостях. А так из дому не выхожу и почти никого не вижу. Нашла одну приличную женщину, с которой вижусь, к сожалению, всего раз в неделю. У нас давно уже установились хорошие отношения (причем мы обе над этим поработали), теперь ты, надеюсь, поймешь, почему мне сейчас не до мировых проблем, и перестанешь меня жалеть.
На этом заканчиваю. Наш адрес: Гронов, 332. Павлу писать нельзя, только через меня. Жду твоего письма.
Ланге тебе расскажет, как хорошо ей было у подруги. Я снова и снова спрашиваю себя, почему бы ей не поехать на отдых в Чехию; здесь действительно красиво. Обнимаю тебя. Ф.
58. Напоследок
Нас с Лаурой позвала к себе Анна Сладкова, та самая «приличная женщина», о которой я писала Маргит. Она не побоялась пригласить нас на лекцию чешского профессора о чешском барокко, а мы не побоялись пойти.
Знакомый Тылша показывал диапозитивы интерьеров моей любимой церкви Святого Микулаша – очаровательное сочетание итальянской избыточности и готической зашпиленности, переливчатых форм и остроугольности, – рассказывал про скульптуры на Карловом мосту, где никакой Италии, но строгое влияние Дрездена.
Я спросила его, почему скульптура Иисуса Христа в ореоле еврейских букв, и он ответил, что это отрывок из молитвы и что евреи, а их было в то время много в Праге, участвовали в субсидировании и из благодарности к ним скульптор высек в камне слова на иврите.
Неужели Макс умеет читать эти загогулины?
25.9.1942
Моя дорогая! Вижу, что неправильно выразилась. Благодаря тому, что ты следишь за ходом моей мысли, большая часть противоречий отпадает. Думается, у тебя так часто бывает с людьми; ты сильная, у тебя высокий жизненный тонус. Если бы, как в сказке, где охотник – герой или ничтожество, но всегда смельчак – преследует оленя и тем добивается счастья, я хотела заманить тебя куда-нибудь, то уже бы заманила; положение сейчас не то; я убегала, хотя предпочла бы остановиться и остановить тебя.
Сегодня мое требование представляется смешным и несправедливым. Каждый находит те книги и сюжеты, которые он ищет и в которых нуждается, потому-то неверно рекомендовать определенные книги для прочтения, при всей дружбе неверно, несправедливо и, следовательно, бессмысленно. Только Мюнц умел издать книгу молча, неожиданно и без комментариев, он-то был в себе уверен; об этом я тоже читала. И всякий раз – безумный эпатаж.
На все, что ты напрямую спросишь, я, мне кажется, напрямую и отвечу. Мне надоело извиняться, оправдываться и обороняться. Сообщу, когда снова обрету твердую почву под ногами. Я вела двойную борьбу – занимаясь политикой и одновременно чувствуя, что это, м.б., против твоих убеждений, и боясь, таким образом, тебя потерять. Все миновало. Во мне некая пустота, и больше не хочется оправдываться перед тобой за все, что делаю. После всего, что принес этот год, я, кажется, могу оправдать в твоих глазах все, за что могу отвечать перед собой. Сейчас я опустошена до крайности, но более спокойна.
Сегодня садовник вдруг прислал мне цветы, и Лаура тоже; как они чувствуют, что я погибаю? Оба букета такие красивые! На сегодня все; всего хорошего! Куда послать твои книги? Чего-нибудь веселого вроде Казановы, к сожалению, в округе нет.
Моя дорогая!
С тобой что-то неладно, но что именно, не могу понять из письма. Павел тоже считает, что письма надо посылать с оказией, а не доверять почте; это я упустила. Кроме того, все это уже лишнее.
