С Мюге - Улыбка фортуны

Но вот в 1978 году по телевидению была снова передача о Туринской плащанице. После рассказов и показов, касавшихся самой плащаницы, вдруг продемонстрировали одежду японцев, убитых при атомном взрыве. Очертания тела, а то и лица (были случаи, когда человек закрывал, видимо, от яркого света, лицо), запечатлелись там так же, как и на плащанице. Это меня потрясло. Невольно полезли в голову отрывочные сведения из физики о превращении материи в энергию и обратно. Почему-то стало реальным представить Иисуса Христа и материальным, и нематериальным, чем-то и Божественным, и человечным.

В общем, повеяло таинственным, а поскольку таинственными явлениями я всегда интересовался, то и тут мне захотелось как-то приобщиться к таинствам христианства русского происхождения.

Хотя я продолжаю оставаться человеком нецерковным, но в определенное время меня (как нерестующегося угря из любого уголка земного шара тянет в Саргассово море) влечет в Лабель желание посетить малюсенькую церквушку преподобного Сергия Радонежского. Вот уже шесть раз подряд я там отмечал день своих именин 18 июля.

Джорданвиль

Почувствовав интерес к религии, я захотел в ней поглубже разобраться, поговорить не с просто исполняющими требу священниками, а с теми, кто их учит, передает религиозные знания. К этому времени я уже знал, что в Америке существует две (а если считать и ту, что принадлежит Московской патриархии) три независимых друг от друга православных церкви. Автокефальная берет свое начало с того времени, когда часть Америки от Аляски до Форта Росс принадлежала России, тогда и начала образовываться Американская православная церковь. Кроме окормления жившего там русского населения, она занималась и миссионерством, обращая в православие язычников и иноверцев. Для лучшего понимания новообращенных часть службы в этой церкви ведется по-английски (так же, как в свое время греки служили на Руси по-славянски, пока Русь не отделилась от греческой церкви, получив автокефалию). Но для меня церковная служба как-то сливается с русской культурой, и слушать ее не по-русски так же неудобно, как читать в английском переводе Чехова или Толстого. Поэтому я решил поехать в Джорданвиль, место, где расположен монастырь и Духовная семинария Русской зарубежной церкви. Уже подъезжая к Джорданвилю, я ощутил что-то родное, русское. Над холмом возвышались маковки церквей, пейзаж был удивительно похож на среднюю часть России — поля, рощи. Даже деревянные дома чем-то напоминали русские избы. Среди монастырских зданий и хозяйственных построек сновали монахи в подрясниках, слышалась русская речь с милой архаичной интонацией («не печалься», «брось кручинушку», «отменно»).

Я разговорился с монахами. Мои собеседники остались за границей после войны. Приход к религии у них осуществлялся следующим образом. В лагерях для военнопленных, где жизнь человека зависела не столько от его поведения, сколько от случая, многие поверили в судьбу, а потом и в Бога. Русское духовенство и Европе приложило немало усилий, чтобы вызволить часть пленных из лагерей и спасти от отправки на родину, где большинство снова попали в лагеря. Такое спасение было столь редким, столь невероятным, что человек воспринимал его как чудо и давал сам себе обет посвятить остаток жизни Богу. Когда был создан в Америке русский монастырь, они постриглись в монахи.

За разговором, который сопровождался работой, — я вызвался помочь монахам кормить коров — время подошло к ужину, и меня провели в трапезную. Еда там была как для монахов и семинаристов, так и для гостей бесплатная, каждый выбирал себе место за столом, где хотел, накладывал по потребности из общих блюд, что хотел. Один из семинаристов во время трапезы читал что-то из Жития Святых, остальные вкушали пищу, которая в связи с Великим постом была постной.

После ужина мне сказали, что я могу ночевать или в монастырской гостинице (по американским понятиям, очень дешевой), или попросить у игумена разрешения ночевать в монашеской келье. Я предпочел первое. Гостиница чем-то напоминала русский заезжий двор, как он мне представляется: кровати с перинами, в комнатах иконы с горящими лампадками, портреты царской семьи. Ночью разбудил монастырский колокол, и я решил сходить в церковь на ночное бдение. В темном храме на коленях стояли темные фигуры молящихся монахов. Вскоре я устал стоять на коленях и отправился досыпать в гостиницу.

Утром я беседовал с преподавателями семинарии. Особую симпатию у меня вызвал совсем старенький монах, который преподавал догматику, написал много книг и как бы светился добротой и благожелательностью. Он подарил мне несколько своих книг, в которых доказывалась непознаваемость Божьего промысла. Там были и такие фразы: «Никто не в состоянии уразуметь, почему свекла высасывает из почвы сахар, а хрен горечь». Когда я ему на другой день сказал, что большая часть «неуразуметых» примеров уже давно объяснена наукой, а некоторые и вообще неверны, он ответил: «Мы не можем модернизировать учение церкви, так как находимся за пределами России и рискуем потерять при этом русскость. Мы должны до возвращения на родину сохранить веру и знания такими, как мы их вывезли из России».

Ну, — подумал я, — если на вас смотреть как на музей, это и интересно, и приятно. Но сам становиться музейным экспонатом я не согласен. Пока… Попробую обратиться к автокефальцам.

Ретрит

Не так давно в Монреале возникла еще одна церковь (в смысле храма, а не религиозного направления). Священник этой церкви Иоанн Ткачук окормляет свою паству не только в ритуально-догматическом отношении, но и в интеллектуальном. Не случайно поэтому в новую церковь потянулись люди с высшим образованием, учеными степенями, или, попросту говоря, интеллектуалы, желающие понять философскую сущность православия.

Сначала при церкви возникли богословские семинары, а потом и целый богословский институт. Раз в году, обычно в начале Великого поста, слушатели этого института и другие желающие выезжают на два-три дня на так называемый ретрит в расположенный недалеко от Монреаля монастырь. Перевод слова «ретрит» больше всего соответствует понятию «уединение». Но это не совсем точно отвечает духу самого ретрита. Тут часы молчания, когда каждый уходит в самого себя, чередуются с лекциями на религиозные темы и их обсуждением, и богослужениями.

Поскольку мои друзья в прошлые годы с восторгом отзывались об этих ретритах, я тоже решил посмотреть, что они собой представляют.

Я думал, что монастырь должен быть мрачным средневековым зданием со сводчатыми потолками, маленькими кельями, чем-то напоминающими тюремную камеру. Но ожидания не оправдались. Это было вполне современное здание, а келья ничем не отличалась от обычного номера гостиницы. Удобная кровать, письменный стол, кресло, во всю стену окно с прекрасным видом на заснеженный фруктовый сад и реку Святого Лаврентия. Несмотря на Великий пост, в столовой был большой выбор различных блюд, включая и мясные, о фруктах и говорить не приходится. Еда была включена в стоимость пребывания (говоря советским языком — путевки), и от постящегося зависело, поддаться ли соблазну нарушить пост или воздержаться.