Юрий Сушко - Юрий Михайлович Сушко Я убил Степана Бандеру

Обвиняемый же выглядел безучастным, тупо уставившись в одну точку. Перечисляя сухие факты злодеяний, доктор Оберле не оставался бесстрастным обвинителем:

— Приказ совершить покушение он получил от Москвы. Позже высокопоставленный, как можно предположить, чин КГБ Георгий Аксентьевич вместе с обвиняемым пил шампанское за успешное завершение акции. Это ли не красноречивое подтверждение беспримерного презрения Кремля к чужой человеческой жизни?! Приказу Москвы обвиняемый подчинился… Возникает вопрос: можно ли себе представить, что этот интеллигентный и трезво мыслящий человек просто так, по собственной воле решил совершить столь злостное преступление? Нет и ещё раз нет! Он выполнял преступную волю преступного государства…

Адвокат Зайдель мысленно аплодировал обвинителю. Доктор Оберле, возвращаясь на своё место, мельком взглянул на мужчину, сидевшего во втором ряду. Лицо последнего не выражало ни малейших эмоций. Одобрение можно было прочитать, лишь зная язык жестов: кисти рук — «домиком». Оберле вздохнул и опустился в кресло, готовясь слушать речь своего коллеги, главного прокурора доктора Куна.

— Данный процесс явно выпадает из общепринятых рамок процессов, которые до сих пор слушались в федеральном суде первой инстанции… В центре обвинения стоят убийства Ребета и Бандеры, двух украинских эмигрантских руководителей, которые до своей смерти жили в Мюнхене. Преждевременный конец их жизни положил их земляк Сташинский. Обвиняемый не знал своих жертв лично, он ни разу не обмолвился с ними ни одним словом.

Оба погибших ничем его не оскорбили. Он не имел для своих действий никакого личного мотива. Идея убийства исходила от другой стороны — от организации, которая была заинтересована в смерти Ребета и Бандеры. Таким образом, речь идёт не о рядовом убийстве по личным мотивам, а об убийстве политическом. Обвиняемый был при этом только орудием организации… — Сташинский посмотрел на своего адвоката. Но Зайдель, поймав его взгляд, никак не отреагировал, — организации, которая хотела устранить, убить двух ведущих украинских политиков в изгнании. Люди этой организации, на службе которой находился обвиняемый, видели в убитых заклятых врагов Советского Союза и русского народа… Обвиняемому было заявлено expressis verbis, что Ребет и Бандера — по причине их опасного влияния на украинскую эмиграцию — должны быть устранены… Организация, на службе которой находился обвиняемый, была не странной группой политических экстремистов, а Комитетом государственной безопасности при Совете министров СССР — КГБ! И это — главное открытие данного процесса, и это делает его сенсационным… Ни одно государство в мире не имеет права убивать человека в чужой стране, даже если этот человек некогда являлся гражданином этого государства… А тем более ни Бандера, ни Ребет гражданами СССР никогда не являлись. Обвиняемый не имел личных оснований для убийства Ребета и Бандеры. Одиночка, не имеющий поддержки со стороны государства, не смог бы осуществить такое преступление… Что касается уголовной ответственности обвиняемого, то она не вызывает сомнений. Он разумный человек и полностью осознает тяжесть своих деяний. Он действовал по собственной воле. Я позволю себе сослаться на выводы уважаемого эксперта, профессора, доктора Рауфа, согласно которым заболеваний психического характера и нарушений сознания у обвиняемого не установлено… Безусловно, КГБ ожидал от него беспрекословного подчинения и не оставлял ему никакой свободы выбора. Но кто добровольно работает на организацию, которая не уважает его мысли и его волю, тот должен нести ответственность. Однако он не предпринял попытки уклониться от выполнения приказа. Виновный может быть оправдан только в том случае, если налицо признаки понуждения (параграф 52 Уголовного кодекса), то есть когда его силой вынудили к совершению преступления…Сила приказа существовала для него только на территории, подконтрольной советской власти, но не на территории ФРГ, где он совершал убийства. В Федеративной Республике он оказывался вне зоны досягаемости своих работодателей, и у него была возможность поступать в соответствии с собственной волей и своей моралью. Поразительно искренняя исповедь обвиняемого не имеет аналогов и беспримерна для нашего зала заседаний. Он открыто и беспощадно раскрыл свой внутренний мир, не пытаясь при этом оправдывать себя и свои поступки. Он приложил видимые усилия, чтобы верно обрисовать эволюцию своего душевного состояния на протяжении десяти последних лет, до момента совершения достойных презрения преступлений…

«…Сташинский ещё больше побледнел и ещё ниже опустил голову, услышав, что слово предоставляется Наталье Бандере», — злорадно пометила в своём судебном дневнике мадам Оклер из «Фигаро», за все дни процесса так и не изменившая своего первоначального мнения об убийце-фигляре.

— Высокий суд! С вашего позволения, как член семьи моего убиенного отца, Степана Бандеры, я в отсутствие моей мамы, Ярославы, выражаю Высокому сенату признательность за предоставленное мне слово. Принимая во внимание утверждение обвиняемого, что он во время своей деятельности в КГБ был убеждён, будто мой отец был предателем Украины, я хотела бы представить моего отца таким, каким я его ношу в глубине моего сердца… Именно сегодня исполняется три года, когда мой отец скончался по дороге в больницу… Это не первое и не единственное убийство в нашей семье. Мои родители происходили из грекокатолической семьи украинских священников. В те годы именно священники и учителя пробуждали национальное сознание украинского народа, прежде всего крестьянства. Почти вся семья моего покойного отца и моей матери погибла от рук врагов… КГБ планировал схватить нас, детей, вывезти в Советский Союз, сломить наше сопротивление всеми ужасными способами, которые там сегодня практикуются, и сделать из нас коммунистов, чтобы мы осудили деятельность нашего родного отца… Мой незабвенный отец воспитал нас в любви к Богу и Украине. Он был глубоко верующим христианином и погиб за Бога и независимую, вольную Украину — за свободу всего мира. Мой блаженной памяти отец, который олицетворял эти великие идеалы, останется путеводной звездой всей моей жизни, как и для моего брата и моей сестры, так и украинской молодёжи…

Наталья закончила своё выступление и посмотрела в зал. Мистер Керстен, поймав её взгляд, торжествующе показал большой палец, а доктор Нойвирт приложил правую руку к сердцу и поклонился.

Вдова Ребета Дария говорила суше и строже. Но Наташе Бандере запомнились её слова: «Всё то, что тут в эти дни обнаружилось, я воспринимаю как глубокую и жестокую трагедию. У меня нет к обвиняемому чувства злости и ненависти. Чисто по-человечески обвиняемого можно пожалеть, и я вовсе не требую, чтобы он был строго наказан. Дело Сташинского я рассматриваю именно как явление, которое есть зеркальное отражение трагической судьбы всего нашего народа…»