Ольга Елисеева - Потемкин

Великая княгиня Мария Федоровна. И. Г. Пульман. 1782 г.

Е. Р. Дашкова. О. Хамфри. 1770 г.

С. Р. Воронцов. Л. Хопнер. 1780-егг.

Л. Р. Воронцов. Шмидт. 1780-е гг.

П. И. Панин. Неизвестный художник. 1770-е гг.

Н. И. Панин. В. Л. Боровиковский. 1770-е гг.

Суд Пугачева. В. Г. Иеров. Фрагмент. 1875 г.

Е. Н. Орлова (Зиновьева). Д. Г. Левицкий. 1782–1783 гг.

Д. Ф. Дмитриева-Мамонова. Ф. С. Рокотов. 1789 г.

Английская набережная у Сената. Акварель Б. Патерсена. 1801 г.

В. С. Попов. И.-Б. Лампи-старший. 1790-е гг

П. С. Потемкин. Неизвестный художник. 1790-е гг.

М. С. Потемкин. Д. Г. Левицкий. 1780 — е гг.

А. Н. Самойлов. И.-Б. Лампи-старший. 1796 г.

И. Н. Римский-Корсаков. Неизвестный художник. 1779 г.

С. Г. Зорич. Гравюра Виктуара. 1777–1778 гг.

А. Д. Ланской. Д. Г. Левицкий. 1782 г.

А. М. Дмитриев-Мамонов. Н. И. Аргунов. 1812 г.

Е. В. Скавронская. А. Виже-Лебрен. 1786 г.

А. В. Браницкая. Д. Г. Левицкий. Конец 1770-х гг.

Е.А. Воронцова. Л. Г. Левицкий. 1783 г.

В. В. Энгелыардт в русском платье. Неизвестный художник. Конец 1770-х гг.

Малороссийский казак. Акварель X. Геислера. 1780-е гг.

Запорожский табор в степи. ГравюраXIX в.

Знамя Войска запорожского XVIII века.

Л. де Сегюр. Неизвестный художник. Начало XIX в.

Я. И. Булгаков. Неизвестный художник. 1790-е гг.

Разгрузка корабля у новороссийского берега. Гравюра неизвестного художника. Начало XIX в.

Крымские татары. Гравюра началаXIX в.

Бахчисарай, ханский дворец. Комната Екатерины II. Современное фото.

Императрица колебалась. С одной стороны, она признавала пользу возвращения некрасовцев, с другой — не хотела еще больше накалять отношения с Турцией, посылая казакам официальный документ с прощением и приглашением в Россию. Наилучшим выходом Екатерина считала добровольный переезд некрасовцев на Дон без всякого письменного обращения русского правительства. Потемкин попытался убедить Екатерину сделать решительный шаг навстречу казакам: «Некрасовцы не принадлежат никак Порте, а если б и принадлежали, то принятие их нами в Россию позволительно в замену того, что турки запорожцев почти большее противу их число приняли по заключении уже мира. Если ж некрасовцы принадлежат хану, то весьма убедительные резоны есть к склонению самого хана согласиться на их выход… Дело сие большой пользы»[685].

Екатерина продолжала колебаться. «Понеже в рапортах Прозоровского о сем деле упоминается, — говорит она, — то при чтении оных в Совете старайтесь вскользь о сем завести разговор, не показывая горячего к сему желания, и повыслушайте о сем, что рассуждать будут, и буде в пользу, то велите о сем записать в протокол. Новых же хлопот с Портою, и чтоб хана дискредитировать могло, отнюдь не желаю завести, ради сих людей наипаче»[686]. Видимо, рассуждения членов Совета оказались не «в пользу» казаков, так как не были занесены в протокол.

Не получив желанного, Потемкин не отказался от мысли о возвращении казаков на родину. В 1778 году, во время объезда Кубанской линии, Суворов, по приказанию светлейшего князя, вел переговоры с потомками булавинцев[687]. Однако лишь в 1784 году Григорию Александровичу удалось добиться для некрасовцев права въезжать на территорию нового наместничества[688].

Торможение на высочайшем уровне некоторых полезных начинаний, таких, например, как возвращение в Россию некрасовских казаков, вызывало раздражение князя. Он поминутно ощущал, что возле Екатерины находился человек, лично ему враждебный, что его бумаги придерживаются, а императрице старательно внушается противное мнение. Отношения с новым «случайным вельможей» у Григория Александровича не складывались. Между тем Завадовский оставался статс-секретарем и имел возможность влиять на ход дел. Долго терпеть подобную ситуацию Потемкин не мог.

В свою очередь, стараясь удержаться, Завадовский должен был противопоставить себя прежнему любимцу и искать поддержку у противоборствующих Григорию Александровичу партий. Он нашел ее в лице Орловых и очень быстро заявил о себе как об их стороннике. «Кроме двух Орловых, я не вижу, кого бы еще интересовал жребий Отчизны». — Сказано в одном из его писем Семену Воронцову. Наметилось и сближение нового фаворита с Павлом Петровичем. В апреле 1776 года он писал тому же корреспонденту: «К утешению своему я прибавку имею, что великий князь стал со мною милостиво разговаривать»[689].

«Сердечному другу Сенюшеньке» Завадовский поверял многие тайны. Например, описывал напряженные отношения внутри треугольника — он, императрица, Потемкин — вскоре после возвращения Григория Александровича из Новгорода: «Приезжий с государыней получше. Против меня тот же. Да я рад, лишь бы он ея не прогневлял: меня же он раздражить никогда не может. Напрасно вы стараетесь находить средства сделаться его другом. Он не родился с качеством для сего нужным. Таланты его высоки, но душа… (так в тексте. — О. Е.) Всех совершенств не дает природа одному человеку. Таким сделать его, каковым быть ему надобно и любящим его особу и Отечество желательно, никак нельзя и вотще все будут помышления. Со мною он не будет николи искренен, потому больше, что он сам знает, что его довольно знаю»[690].

Странные нравоучения в устах человека, уведшего у соперника жену. Или Завадовский полагал, что обманутый муж станет его искренним другом?