Наталия Колесова - Петр Фоменко. Энергия заблуждения

На съемках я жила не в гостинице, а в домике, стоявшем почти на съемочной площадке – к нему подходили рельсы, на которых стоял наш санитарный поезд. Параллельно еще снималась в фильме «Строговы» и попросила Петра Наумовича разрешения отпускать меня на один день на досъемки, тоже проходившие в Питере. Петр Наумович легко пообещал, но, когда время пришло, я столкнулась с проявлениями его характера. Талант – всегда тайна, нечто удивительное, дивное и в то же время страшное. Никогда не забуду, как за мной под Лугу приехала машина, чтобы забрать в Питер со съемок у Фоменко. Он подозвал помощника режиссера и громко сказал: «Отпусти ты ее! Надоела она мне!» Услышав это впервые, я была потрясена. Это было первое столкновение. Потом, узнав его получше и восхищаясь Петром Наумовичем, я хохотала, но в первый раз от неожиданности расплакалась. Он часто повторял впоследствии: «Как ты мне надоела! Ты такая же упрямая, как я!» Дивный характер!

Мы работали необыкновенно напряженно: за два месяца сняли четыре серии. Помню такой эпизод, добавляющий многое к пониманию характера Петра Наумовича: снималась сцена в вагоне, и Петр Наумович увидел на стене портрет Сталина. Петр Наумович сорвал портрет, топтал его ногами: «Я собрал группу, которая, как мне казалось, мыслит, как я!» И убежал… Мы нашли его на улице – он сидел под кустиком и плакал.

Как Петр Наумович работал на съемочной площадке? Он показывал, как на театральных репетициях, давал какие-то импульсы артистам?

Он был гипнотизером: говорил два слова, и ты сразу отправлялся в кадр реализовывать их. А иногда давал такие «подтексты» сценам, что меня буквально корежило. Но зато, когда я иногда смотрю ту или иную сцену и вспоминаю его комментарий, я хохочу – настолько это внутренне точно. Допустим, в эпизоде нашего напряженного диалога глаза в глаза с Михаилом Даниловым Петр Наумович подобрал такие мужские слова для выражения его чувств к моей героине, что я даже повторить их не могу. Именно так он говорил – ярко, откровенно! Мы «напитывались» им, а ведь не важно, чем ты наполнен – важен результат. Ведь талант режиссера в том и заключается, как он достигает своих целей, какими подсказками и психологическими ходами. Нам и присниться такое не может. Как раз когда мы снимали последнюю сцену картины – деление продуктов, – мы были уже до краев «напитаны» им. И эта важнейшая сцена была снята с одного дубля. И Петру Наумовичу ничего не нужно было нам говорить.

На самом деле у него вообще играть не надо. У него такие подсказки, показы – преувеличенные, как у режиссера!.. Станиславский умер бы, если бы услышал, как он просит: «Люда, здесь надо заплакать!» Это вместо того, чтобы разобрать сцену, обсудить самочувствие и так далее. Петр Наумович никогда не разбирал сцену обычным режиссерским способом. Читал, кидал бриллиантики идей и предложений всем, а потом это складывалось «как бы» само собой. Но удивительно – он так все выстраивал, что ты прекрасно знал, как подойти к каждому моменту роли и добиться «правильного» состояния. Он давал камертон роли.

Роль Алексея Эйбоженко в картине «На всю оставшуюся жизнь» – выдающаяся актерская работа. (По словам очевидцев, в 60-е годы он блистательно играл у Фоменко в знаменитом спектакле «Смерть Тарелкина» в театре Маяковского.) Петр Наумович очень высоко ценил Алексея Эйбоженко и до конца дней своих горько переживал его ранний и трагический уход.

С Лешей Эйбоженко у них были удивительные отношения. Леша вообще – уникальный человек, очень верный. (Мы жили по соседству, в Большом Тишинском переулке, где гуляли с собаками. Никогда не забуду, как мы, закончив фильм, встретились на прогулке. «Люд, осиротели мы…» – так он сказал.) Леша был очень чистый человек. В Малом театре его называли чуть ли не христосиком – так болезненно он воспринимал несправедливость, интриги, скандалы. А Петру Наумовичу он был верен бесконечно, все понимал и принимал нетерпимость Фоменко, его одержимость работой. (Известно же, что Петр Наумович на съемках не терпел перерывов, не знал, что такое отлучаться в туалет или обедать.) Петр Наумович мало людей допускал к себе, его ближний круг был очень узок.

Часто по телевидению показывают «Почти смешную историю» – такой нежный и странный фильм Фоменко. Он ведь произвел очень необычное впечатление, когда вышел на экран в 80-е – годы расцвета застоя. Вы сыграли в картине эксцентричную и авторитарную сестру главной героини.

Меня поначалу не хотели утверждать – высшее начальство настаивало на Людмиле Максаковой, хотя Петр Наумович сразу заявил, что Таисия – моя роль. Проба получилась ужасно – холод, флюс. Но Фоменко был тверд: «Будет играть Аринина, это наша Модильяни!» Сложности были и с главным героем – вместо Михаила Глузского Петр Наумович хотел снимать Эрнста Романова. (К сожалению, этот чудный актер прошел как-то незаметно, Петру Наумовичу не удалось его отстоять.) Даже за Ольгу Антонову– Илларию пришлось бороться – начальству казалось, что она похожа на еврейку – такие времена! С Глузским у Фоменко были сложные отношения, он вообще избегал одновременно с актером появляться на площадке… Михаил Глузский – хороший артист, но он крепко «стоит на земле». А у нас в фильме присутствовал другой способ игры – мы были чуть-чуть «на каблучках». Петр Наумович был перфекционистом. Нам не удалось снять эпизод, где Таисия едет на телеге, болтая ногами, а рядом бежит собачка, так он меня просто испепелил, настолько ему важно было, чтобы эта сцена вошла в фильм. Он бросал порой такие парадоксальные фразы, но я сразу понимала суть его замечаний: «Не следи за элегантностью!» – говорил Петр Наумович, когда Таисия пила молоко из бутылки. Ему хотелось, чтобы эта «художественная натура» была непосредственной. Он насыщал роль нюансами – придумал книксен, который она непроизвольно делает, когда прощается в гостинице с несимпатичным ей командированным. Таких деталей в фильме рассыпано множество – они составляют суть и воздух роли.

В «Поездке на старом автомобиле» должны были сниматься мы с Валентином Гафтом, и на пробе мы сыграли почти всю пьесу, но начальство потребовало «омолодить» героев, и нас заменили на Максакову и Болтнева. Гафт тогда даже разговаривать с Петром Наумовичем перестал, а мне досталась эпизодическая роль. Он все время приговаривал: «Здесь пройдет Аринина». Отснятого материала у меня сохранилось несколько сотен метров. Наверное, я для него была талисманом…

Как произошел ваш приход в театр Фоменко?

Евгений Борисович Каменькович пригласил меня в спектакль «Варвары». Я знала его работы и постановки Сергея Женовача на курсе Фоменко, мы вообще с Петром Наумовичем не разлучались и не теряли связь после съемок – я бывала на всех премьерах. В тот момент я не работала в театре, и когда узнала, что «Варвары» будут поставлены в «Мастерской Петра Фоменко», решилась незамедлительно. Конечно, предложение Каменьковича было согласовано с Петром Наумовичем. Когда он принимал спектакль, мы все страшно тряслись. Петр Наумович подошел ко мне и поцеловал, благословив таким образом.