Василий Емельянов - О времени, о товарищах, о себе

А производство не ладилось. Трудностей здесь было не меньше, чем на ферросплавном заводе. Много брака. Технология еще не сложилась.

Как-то после того, как большая партия электродов была полностью забракована, нас — директора Власова и меня — вызвали в Москву. Нарком тяжелой промышленности Серго Орджоникидзе хотел сам переговорить с нами о производстве электродов.

Поздно вечером мы вошли к нему в кабинет. Он медленно поднялся из кресла, вышел к нам навстречу, поздоровался и, опять опускаясь в кресло, пригласил садиться. Мы сели. Серго положил перед собой лист бумаги и взял карандаш.

— Скажите, товарищ Власов, а что входит в состав электродов?

— Кокс входит, — ответил Власов.

— Обычный кокс? — спросил Серго, записывая что-то на лежащем перед ним листе.

— Да, обычный кокс, но чистый в отношении содержания золы. Этот, кокс размельчается на частицы определенной крупности.

— Еще что?

— Антрацит.

— Какой антрацит?

— Обычный антрацит, но мы отбираем сорта также наиболее чистые по содержанию золы. Обжигаем его, удаляем все летучие примеси и также измельчаем.

Серго опять что-то записал.

— Ну, а еще что?

— Смола.

— Какая смола?

Теперь я видел, что Серго столбиком записывал компоненты, входящие в состав электродной массы.

— Каменноугольная смола. Мы ее нагреваем и удаляем из смолы влагу и нафталин.

— А еще что? — продолжал спрашивать Орджоникидзе, держа в руках карандаш.

Власов немного задумался, а затем, пожав плечами, произнес:

— Это все. Больше ничего не входит.

Серго отодвинул листок со своими записями и положил на него карандаш. Поднялся из-за стола и сказал:

— Нет, Власов, неверно.

«Что же еще, — подумал я, — директор назвал все».

— Неверно, Власов, — повторил Серго. — Еще организация входит! А у вас на заводе этот компонент отсутствует. Поэтому и брак получается. К коксу, антрациту и смоле обязательно следует организацию добавить — без этого хороших электродов никогда не получите, — и Серго стал нам рассказывать о всех неполадках на заводе.

Нам было стыдно. Мы-то думали, что сообщаем Серго новости, рассказывая о том, что входит в состав электродной массы.

А у него, как нам потом рассказывали, несколько раз побывал Тевосян, и они подробно разбирали всю технологию производства электродов.

Серго нам подсказал, что усилия следует сосредоточить на организации производства.

Замечательный и неутомимый организатор промышленности, он умел выслушивать своих собеседников, ясно представлял себе главные трудности в их работе и кратко излагал суть дела. Вот уж действительно в каждой его фразе «словам было тесно, а мыслям просторно».

Мы вернулись на завод и принялись за организацию электродного производства.

— Ты занимайся ферросплавами, а я буду верхом сидеть на электродном заводе до тех пор, пока там дело не наладится.

В заводоуправлении Власов не показывался несколько дней. А когда я его увидел, то сразу же спросил: «А ты не болен, Марк Александрович?» Глаза у него были красные, он осунулся, руки были в смоле. Пятнышками смолы были украшены также лоб и щеки.

— Ну, дело как будто бы поправляется, — сказал он. — Серго был прав, все зависело от организации и производственной дисциплины. Вчера стали прессовать электроды, и вдруг мне показалось, что в выдавливаемой прессом электродной массе запрессована щепка. Стали ковырять и знаешь, что вытащили? Кувалду вместе с ручкой! Как она туда попала? Случайно, по небрежности кого-то из работающих? Или, может быть, кто-то ее умышленно бросил, пытаясь вывести из строя пресс? Сейчас разбираемся с этим делом и вместе с тем просматриваем всю цепочку движения материалов до пресса. Надо создать на производстве такие условия, чтобы полностью исключить возможность таких случаев.

Завод набирал темпы. — Количество брака снижалось, а производство росло. Совершенствовалась технология. Все учились, приобретали опыт. Рабочие учились у инженеров, а молодые инженеры — у опытных рабочих. На основных производствах, собственно, все были молодые — и инженеры, и рабочие. Одним из «старых» был я — мне шел 36-й год.

Не было ни одного квартала, чтобы завод не выполнял плана. А раз план выполнялся, то, помимо основной зарплаты, шли премии. Настроение у всех было приподнятое. Люди вносили много интересных предложений по дальнейшему совершенствованию технологии производства, конструкции печей, инструментов.

Прошло всего несколько месяцев, нет, не прошло, пролетело, а как многое уже изменилось! Я хорошо помнил первые дни своего пребывания на заводе, хмурые лица рабочих и растерянность инженеров и мастеров. Из-за массового брака план не выполнялся, и заработки были низкими. Как-то я остановился у печи и спросил у бригадира, как его дела? В ответ услышал горькие слова:

— Как дела? Вчера велосипед продал. Денег нет на еду. Велосипедом меня премировали за строительство вот этих самых печей, а теперь его продавать пришлось. Жена хотела было детское одеяло продать, но я не дал. Что я малышу скажу, когда он спросит, где одеяло-то? Не знаю, что дальше и делать. На другой завод подаваться не хочется, привык я тут. Ведь когда я сюда пришел, здесь пустырь был — только полынь росла, а теперь вон сколько печей ревет!

И он с каким-то остервенением стал лопатой забрасывать в печь известь.

Теперь все изменилось. Я видел это по веселым лицам работающих у печей, их задорным шуткам. О достатке свидетельствовали даже звонки… из челябинской милиции.

— Вчера ваши разгулялись. После получки, что ли? Забрать пришлось. В ресторане «Урал» посуду побили. Кто за убытки платить будет? Вы заплатите или в суд дело передавать?

Во мне боролись два чувства — опять, вероятно, Невский разошелся. Один из лучших бригадиров, но, когда выпьет, удержу нет.

Вероятно, опять каяться придет и будет утверждать, что черт попутал, и опять будет зарок давать больше хмельного в рот не брать. Нет, хватит, уволить придется. А работник великолепный. Как его любит бригада! За месяц они почти тройную норму выполнили. Без Невского этого бы не сделали. Завтра вся бригада придет просить за него. А может быть, все же еще раз поговорить с ним?

— Так заплатите, что ли, за убытки-то? Может быть, на этом и порешим?

По голосу начальника отделения милиции я чувствовал, что ему не хочется заводить судебного дела.

— А много посуды побили?

— Всю, что на столах стояла. Наши пробовали было остановить Невского-то, да разве его удержишь. У него не руки, а кувалды, — в голосе начальника слышалось плохо прикрытое восхищение. — Как же быть-то теперь?