Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

Следующая неделя решила всю войну. Обе армии, французская и русская, растянувшись на походе, спешили к Кенигсбергу по обеим берегам реки Алле. У городка Фридланд передовые части увидели одиноко стоявший французский корпус (Наполеон их всю войну как бы подставлял поодиночке, чтобы спровоцировать русских на атаку и накрыть всеми силами), стали собирать растянутые части, выбили французов из городка, перешли, кто успел собраться, за Алле. Беннигсен в тот день болел, дежурный генерал Эссен 1-й и генерал-квартирмейстер барон Штейнгель, обозревавшие позиции, были контужены одним ядром. Приказаний целый день никто не отдавал. Тут-то Наполеон и нагрянул. Маршал Ней, «рыжий лев», которому всю зиму и весну не везло, во главе таранной колонны врезался в русские войска, перемешал их боевые порядки. Подкатили французы пушки на картечный выстрел, ударили в упор…

Платов, шедший в арьергарде, поспешил на звуки сражения, но помочь ничем не мог. Отступала избиваемая армия из-за Алле по горящим переправам. Кто командует — непонятно. Навстречу отступающим переправляться или броды искать? Пригляделся, что на том берегу творится: нет, уже не поможешь…

Началось отступление на Тильзит. Опять Багратион и Платов оказались в арьергарде. И даже не любивший Платова Денисов в своих воспоминаниях писал позднее, что атаман, «где нужно, сам успевал быть», храбро отражал неприятеля, «почти не сходил с лошади и всюду без упущения времени являлся».

Пригнали ему на поддержку каких-то башкирцев. Те пускали в неприятеля тучи стрел, но французы только потешались и называли азиатов «амурами».

7 июня армия оставила Тильзит, перешла по мосту на другой, русский, берег Немана. Платовские казаки перешли последними и зажгли мост, составленный из судов. В тот же день появились французские парламентеры с предложением мира.

Велено было собрать все казачьи и иррегулярные войска и расположить прямо на заливных лугах Немана напротив сожженного моста, чтоб табор этот скрыл от французов остальные наши войска и показал им обилие легкой нашей конницы, которую неприятель научился ценить.

Через казачий лагерь проезжали переправлявшиеся туда и обратно парламентеры — русские и французы. Русский покатый берег был виден как на ладони, оставленный, высокий, с Тильзитом на хребте, нависал над рекой, и ничего нельзя было понять, что у неприятеля происходит.

Посреди реки французские саперы стали строить плот, на плоту — павильон.

Специальная команда очистила ближайшую к табору крестьянскую усадьбу — Обер-Мамельшен-Круг. Усадьба была пуста, разорена, и даже солому с крыши унесли для шалашей и на корм лошадям. 13 июня утром в усадьбе остановился Император Александр, едущий на свидание с Бонапартом.

Платов сопровождал Императора от главной квартиры, которая находилась в Амт-Баублене, и вместе с другими ждал в раскрытой усадьбе на берегу Немана, когда покажется Наполеон.

— Едет, Ваше Величество…

Царь встал и неторопливо вышел из горницы. Под кавалергардским конвоем переминались и отмахивались хвостами от мошкары рослые гнедые кони. Свита толпилась, некоторые любопытные, обогнав всех, высыпали на берег и разглядывали показавшегося Бонапарта с его многочисленным окружением.

Александр, брат его Константин Павлович, Беннигсен, граф Ливен, князь Лобанов, министр иностранных дел Будберг и командовавший гвардейской кавалерией Уваров сели в барку и отплыли к павильону. Платов остался на берегу в толпе генералов и придворных, у которых глаза разбегались: одни смотрели на плот и встречу двух Императоров, другие оглядывались на оставленного на берегу прусского короля, который совершенно безмятежно наблюдал за барками и павильоном.

На следующий день вновь произошла встреча, и на сей раз Государь взял с собой новых людей и с ними Платова. Он был представлен Наполеону. Наполеон окинул его быстрым взглядом. В ответном платовском взгляде не было восхищения, привычного Бонапарту. Было любопытство: «Ясно, что проходимец, но отчего тебе так везет?» Наполеон молча пошел дальше.

— Чем-то я Его Величество напугал, — усмехаясь, рассказывал потом Платов, — Почему я ему страшным показался? Проскочил, слова доброго не сказал, хотя бы через толмача… И я его толком не рассмотрел. А надо бы…

Французы очистили половину Тильзита. Александр со свитой и частью своей гвардии переселился туда. Начались визиты и смотры.

Устроили смотр и казакам. Тут уж Платов «показал товар лицом». Александр и Наполеон стремя в стремя, Платов чуть позади наблюдали за эволюциями полков и сотен. Вокруг теснилась перемешавшаяся свита обоих Императоров. Платовское окружение и вся прижившаяся в Атаманском полку родня сбились тесно, следили, чтоб никакой порухи, никакого сокрушения Матвею Ивановичу не произошло, поглядывали на французов, как на главных инспекторов. Французы тоже не праздно собрались, преобладали кавалерийские начальники, смотрели хмуро, внимательно, каждый вольт, каждый прием подмечали, тихо переговаривались. Главный их кавалерийский начальник, принц Мюрат, рослый красивый мужчина, но с бабьей пышностью одетый, полные губы свои покусывал.

Ротмистр Левашов, взятый Платовым в адъютанты, прислушивался к французам, также тихо своим переводил:

— Вот тот, с усиками, Лассаль, говорит, что в казачьем полку нет ничего интересного и поучительного, кроме самого казака. В выездке и владении оружием, говорит, никто не сравнится. А если полк в чистом поле, то он со своими гусарами из любого положения готов опрокинуть…

— Кого опрокинуть?

— Любой казачий полк.

— Вот собака!

Калмыки, башкиры и кое-кто из казаков поскакали и на скаку из лука стрелы стали пускать. Бонапарт оживился.

— Император Наполеон говорит, что даже в Египте не видел такой меткости, — обернулся к Платову Император Александр. — Он спрашивает, сколько времени уходит на подготовку такого стрелка.

— Да мы их, Ваше Величество, не учим, сами такие рождаются, — не нашелся перед царем Платов. — Многие, значит… того самого… упражняются… Да я и сам могу…

Александр, улыбаясь, сказал что-то Наполеону, и они оба с любопытством обернулись к Платову. Наполеон, кривя в недоверчивой усмешке губы, пригласительным жестом указал Платову на поле.

— Вот черт… Назвался… Ну да ладно! Ребята, дайте мой лук!

Пока бегали за луком, Наполеон что-то горячо говорил Александру, указывая на Платова и на казаков, улыбался. Александр тоже улыбался, но сдержаннее, один раз отрицательно покачал головой.

Принесли лук. Платов выехал, пробную засадил в мишень с места, придавил коня коленями и на рыси — вторую, а с намета — третью. Туп! Туп! Туп! Сдерживая горячащегося коня, подъехал к Императорам. Наполеон, сверкнув глазами, протянул руку в сторону свиты, в нее вложили шкатулку.