Эммануэль Каррер - Лимонов

Вокруг треск автоматных очередей. Он встает, в плечо ударяет пуля, отбросив тело назад. Эдуард подносит руку к плечу, и в этот момент Тарас оттаскивает его в укрытие, за кусты. Рвет свою рубашку, чтобы перевязать Эдуарда. Рана сильно кровоточит, но она неглубока, и потом – плечо, это не смертельно: в кино героев всегда ранят в плечо. В нескольких десятках метров от них идет настоящий бой: выстрелы, крики. Потом все затихает. Опускается ночь. Омоновцы прочесывают прилегающий парк, вытаскивают из кустов мятежников и запихивают в машины, но Эдуарду и Тарасу повезло. Поскольку все подступы к телецентру контролируются военными, им приходится оставаться в своем укрытии до утра; они продрогли до костей, но Эдуард думает только об одном: в следующий раз он возьмет инициативу в свои руки, не доверяясь больше генералам, болтунам и трусам, обзывающим его интеллигентом.

С рассветом они с Тарасом выбираются из парка, доходят до ближайшей станции метро и узнают, что вокруг Белого дома стоят танки. Всего лишь несколько часов назад им казалось, что победа близка, но теперь ясно, что все пропало. Когда начинается штурм, православные молитвы и патриотические песни звучат все громче и громче. Генерал Руцкой повторяет, что покончит с собой, как Гитлер в своем бункере. На самом же деле он сдастся, но к тому времени число трупов уже достигнет полутора сотен: если бы не генеральская фанаберия, эти люди могли бы остаться в живых. Стрельба слышится целый день. Перед Белым домом собрались тысячи зевак, которые наблюдают за штурмом, как за увлекательным матчем; ворвавшись в здание, омоновцы преследуют мятежников повсюду: в коридорах, в кабинетах, в туалете. В лучшем случае избивают, в худшем – расстреливают. На полу – лужи крови. Среди сотен мертвых и тысяч раненых (по официальным данным) в основном восставшие, но были и обычные прохожие – неосторожные старики, любопытные мальчишки. Опасаясь, что в кругах националистов могут начаться аресты, Эдуард и Тарас решают отсидеться в безопасном месте.

Они садятся в поезд, едут в Тверь – за 300 километров от Москвы, где живет мать Тараса, и проводят там две недели, сидя перед телевизором и не выходя из дома. Навязанная прессе в ходе кризиса официальная версия событий расползалась по швам. Демократия, может быть, и спасена, но это слово отныне брали в кавычки. Происшедшее сравнивали с Парижской коммуной – за одним исключением: в роли коммунаров выступили фашисты, а роль версальцев досталась демократам. Никто уже не может разобрать, кто здесь хорошие парни, а кто – плохие, кто прогрессисты, а кто реакционеры. Кто-то из журналистов взял интервью у Андрея Синявского, который, как мы помним, умилялся до слез, слушая, как Наташа пела «Синий платочек», – это происходило в его домике в Фонтене-о-Роз, эмигрантском приюте русского интеллигента. Так вот Синявский – убежденный диссидент, безупречный демократ, человек честный и прямой – готов был пролить слезу и на этот раз, но уже от гнева и отчаяния. Он сказал: «Ужасней всего то, что, как мне теперь кажется, правда на стороне тех, кого я всегда считал своими врагами».

6

Поскольку парламент был не только распущен, но и потоплен в крови, встал вопрос о новых выборах, и Эдуард решает в них участвовать. Тарас Рабко, который учится на юридическом, помогает ему зарегистрироваться кандидатом в одном из избирательных округов Твери. Это оказалось не так трудно: годы ельцинского правления были годами хаоса, но также и годами свободы, о которой довольно скоро будет повод вспомнить с сожалением. Кто угодно мог зарегистрироваться кандидатом куда угодно, исповедуя при этом какие угодно взгляды. Дугин пообещал свою помощь, но так и просидел всю избирательную кампанию в теплом кабинете в Москве, так что Национал-большевистская партия оказалась представлена лишь Эдуардом да верным Тарасом, с которым они за декабрь исколесили весь регион сперва на каком-то старом драндулете с молдавским номером, взятом на время у знакомого офицера, а когда хозяин забрал своего железного коня назад, то на автобусах и электричках.

Эдуард, родившийся в большом городе и давно живущий за границей, очень сожалел, что плохо знал глубинную Россию. Он открывает для себя Ржев, Старицу, Немидово и множество других богом забытых городков и поселков, по которым, как ураган, пронеслась «шоковая терапия». И, если стереть налет этого последнего злосчастья, под ним откроются тоскливые черты, описанные еще Чеховым. Я знаю один такой городок – Котельнич – и легко представляю себе его единственную, как и в каждом из них, протухшую гостиницу, где нет горячей воды, потому что трубы полопались от холода. Я отчетливо вижу забегаловки с липкими столами, умирающие предприятия, облезлые скверы с неизменным бюстом Ленина, где, ввиду отсутствия денег на листовки и плакаты, Тарас Рабко лично, как ярмарочный зазывала, агитировал прохожих прийти на митинг, где должен выступить Эдуард. В его округе 700 тыс. избирателей, которых предстоит убедить. Он собирает их группами по полтора-два десятка человек, в основном стариков – жалких, пугливых пенсионеров, которые слушают, как он излагает свое кредо русского националиста, опускают головы и, перед тем, как уйти, спрашивают: «Хорошо, только скажите, вы за кого? За Ельцина или за Жириновского?»

Он удрученно вздыхает. Разумеется, не за Ельцина. Вы видели по телевизору рекламный ролик, агитирующий за партию Гайдара? Это – нечто, скажу я вам. На экране, на фоне красивого загородного коттеджа, каких вы не увидите в России, потому что они существуют лишь в американских сериалах, благополучная семья с мальчуганом и собачкой. Родители, с сияющими на лицах улыбками, направляются на избирательный участок, чтобы проголосовать за гайдаровскую партию. Когда пацан остается один, он, лукаво подмигнув, произносит: «Жаль, что мы с тобой не можем проголосовать, правда, песик?» Эта пропаганда, адресованная несуществующему среднему классу, оскорбляет 99 % русских, объясняет Эдуард. Те, кто его слушает, соглашаются, но это не помешает им отдать голоса партии власти, потому что в России те, кто имеет право голоса, голосуют всегда за тех, у кого власть. Это так.

Редкие бунтовщики голосуют за Жириновского. Павел Павликовский, с которым мы познакомились в Сараево, снял для Би-би-си документальный фильм о его избирательной кампании. Мы видим, как этот говорун обещает легковерным слушателям сделать водку бесплатной, восстановить империю, устремиться на подмогу сербам, закидать бомбами Германию, Японию и Соединенные Штаты, снова открыть ГУЛАГ и отправить туда «новых русских», правозащитников из «Мемориала» и прочих предателей родины, подкупленных ЦРУ. Столь откровенно популистский способ агитации не очень далек от того, который использовал сам Эдуард: ему всегда было трудно объяснить, что он предлагает нового. Когда он называет себя независимым депутатом, никто не понимает, что это значит.