Майя Бессараб - Лев Ландау

Глава шестнадцатая. Бессмертие

Нет, весь я не умру…

Нет, Лев Ландау не забыт более того, каждое слово о нем вызывает живой отклик, я убедилась в этом, когда исполнилось тринадцать лет со дня его смерти и Русская служба Би-би-си посвятила русскому физику передачу Севы Новгородцева.

Он замечательно вел передачу: трое ведущих и я. Много добрых слов я услышала об этой передаче, вернувшись в Москву.

Каждое новое издание книг о Ландау вызывало волну читательских писем, большей частью восторженных.

О Льве Давидовиче отлично пишут его друзья и ученики. Особенно запомнились статьи академиков Виталия Гинзбурга и Элевтера Андроникашвили. В «Литературной газете» Андроникашвили писал:

«Главное выяснилось теперь, десятилетия спустя, когда оказалось, что все, что сделал Ландау в науке, не нуждается ни в каких переделках.

В ту пору, когда он работал над теорией космических лучей, было известно лишь то, что они состоят только из электронов и фотонов. С тех пор к ним прибавились мю-, пи— и ка-мезоны, протоны и нейтроны, гипероны и другие элементарные частицы.

Но к тому, что сделал Ландау в теории космических лучей, можно только прибавлять, изменять там нечего. Его теория сверхтекучести достраивается в соответствии с новыми фактами, которые добыты экспериментаторами. Однако в созданной им теории не тронут ни один кирпич. Наоборот, новые данные только подтверждают справедливость его идей. Такое в физике случается редко. Он — классик.

Он классик не только по нерушимости полученных им результатов. Он классик и потому, что сделанное им всегда облечено в великолепную, донельзя красивую форму, и знакомство с его работами доставляет физикам огромное эстетическое удовлетворение».

Эти слова принадлежат Виталию Лазаревичу Гинзбургу — российскому академику, лауреату Нобелевской премии 2003 г., который не только знал Ландау в течение нескольких десятилетий, но и работал в непосредственном контакте с ним, — они имеют особую ценность.

«На примере Ландау — это надо подчеркнуть еще раз — мы убеждаемся, как много может сделать человек, посвятивший любимому делу всю свою жизнь, при этом он критически относился к “великим людям” в науке и был весьма самокритичен. Это проявлялось во многом. Например, Ландау ставил себя ниже “по классу”, чем ряд других физиков своих современников. Здесь нужно объяснить, что у него была квалификационная шкала “по достижениям”. Классификация производилась по пятибалльной системе, причем в логарифмической шкале. Использовались десятичные логарифмы, т. е. физик класса 1 сделал в 10 раз больше физика класса 2 и т. д. Пятый класс был отведен патологам, т. е. тем, чьи работы Ландау считал патологическими. В этой шкале из физиков нашего века только Эйнштейн имел наивысший класс, т. е. отметку 0,5, Бор, Гейзенберг, Шредингер, Дирак и некоторые другие имели класс 1, а себя Ландау относил сначала только к классу 2,5 а потом перевел в класс 2 и, кажется, наконец, в класс 1,5 [2]. К классу 1 был отнесен и де Бройль, что вызывало некоторые возражения, но Ландау был тверд — наивысшее достижение де Бройля, пусть оно и не было подкреплено его дальнейшей деятельностью, действительно очень велико (речь идет о волнах материи). В класс 1 был помещен и Р. Фейнман, — пишет В.Л. Гинзбург, — который был моложе Ландау на 10 лет. В 1962 г. я встретил Фейнмана на конференции в Польше, он интересовался здоровьем Ландау после катастрофы, расспрашивал о нем самом (они никогда не встречались). В ходе разговора я упомянул, как высоко Ландау оценил результаты Фейнмана, ставил их выше своих собственных. Насколько помню, Фейнман несколько смутился и решительно заявил, что Ландау не прав. Не в этом, конечно, дело, а сам Ландау с годами все реже упоминал свою классификацию, трезво к ней относился. Замечу, что из всех, кого я сам встречал, никто не походил на Ландау больше, чем Фейнман. Это касается многого: научного стиля, некоторых манер и личных черт, увлеченности педагогическими идеями. Таланты ведь бывают весьма разными, например, Бор и Ландау прямо полярные противоположности. В то же время, как мне кажется, таланты Ландау и Фейнмана одного типа, они и люди родственного типа, их близость кажется мне прямо генетической. Конечно, различия тоже очень велики, сказались также разная среда, другое воспитание. Как жаль, что два этих замечательных физика так никогда и не встречались. Прямо горько думать об этом “характерном продукте” нашего прошлого.

Заканчивая, — пишет В.Л. Гинзбург, — эту статью, я ясно отдаю себе отчет в том, что смог лишь в небольшой мере способствовать пониманию стиля и всего научного образа Л.Д. Ландау. Утешаю себя мыслью, что по-настоящему охарактеризовать этого замечательного физика действительно крайне нелегко.

Но все же еще одно замечание. Ландау ушел от нас уже много лет назад, но мало к кому я столь часто все возвращаюсь и возвращаюсь в мыслях. То же пришлось слышать от ряда коллег. Не могу это объяснить только дружескими чувствами к Ландау, его поистине трагическим и горьким концом. Думаю, что здесь очень важно другое — Ландау был уникальным физиком и учителем физиков. Поэтому отношение к нему неразрывно связано с отношением к самой физике, такой дорогой и близкой многим из нас».

Осенью 1964 года был создан Институт теоретической физики (ИТФ) имени Л.Д. Ландау.

Сравнительно молодое учреждение пользуется большим авторитетом во всем мире и выдает все новые интересные результаты.

Ученики Ландау — их так много, чтобы назвать всех, потребовалось бы немало времени — продолжают активно работать. И ученики его учеников, ставшие известными учеными, считают изначальным своим учителем Ландау. Почти все они сейчас избраны членами Российской академии наук (РАН) — академиками или членами-корреспондентами РАН. Поэтому ниже, говоря о них, мы опускаем всюду их научные звания — сокращенно это всегда «акад.» или «чл. — корр.».

К восьмидесятилетию Ландау издательством «Наука» был выпущен сборник «Воспоминания о Л.Д. Ландау», который в отличие от некоторых изданий подобного рода оказался очень интересным — о Дау трудно писать псевдонаучную тягомотину. В сборнике приведено много его высказываний, а это украсит любой труд. Сейчас невозможно писать о Ландау, не обращаясь к этой книге, не перечитывая ее много раз, не прибегая к цитатам из статей.

Ну как можно пройти мимо живых сценок семинара Ландау, описанных Кареном Тер-Мартиросяном:

«В первой части семинара обычно дежурный докладчик рассказывал новости текущей литературы — это в то время был один из последних номеров журнала “Physical Review”, который он должен был, как предполагалось, выучить. За несколько дней до этого он же рассказывал этот материал отдельно Дау, быстро передвигаясь бок о бок с ним вдоль коридора ИФП, стараясь догнать его и в чем-то убедить. При этом Дау громко изобличал авторов статей в невежестве, скудоумии и в других пороках — часто вполне обоснованно, так как он, как правило, сразу же схватывал суть каждой мысли и тут же так поворачивал вопрос, что сложные физические проблемы сводились к элементарным, а ситуации — к банальным. Отметим здесь также, что при этом заодно попадало и дежурному докладчику.