Николай Александров - Уильям Теккерей. Его жизнь и литературная деятельность

Летом 1840 года Теккерей впервые издал отдельной книгой под псевдонимом «М. А. Титмарш» собрание своих журнальных статей и очерков о парижской жизни, назвав его «Парижский альбом». Эта книга не имела большого успеха при своем появлении и теперь уже почти забыта. Но в ней есть нечто любопытное и довольно характерное для ее автора. Это ее посвящение, которое мы приводим целиком.

«Посвящается г-ну М. Аретцу, портному. 27, rue Richelieu, Paris.

Милостивый государь!

Всякому человеку, какое бы ни занимал он общественное положение, следует отмечать и хвалить добродетель, где бы он ни находил ее, и выставлять ее на удивление и подражание своих ближних.

Несколько месяцев тому назад, когда Вы представили пишущему эти строки счет за сюртуки и брюки, доставленные ему, и должник Ваш заметил Вам, что немедленная уплата счета поставила бы его в крайне затруднительное положение, Вы ответили ему так: „Боже мой, пожалуйста, не беспокойтесь об этом, сударь! Если Вы нуждаетесь в деньгах, что нередко случается с человеком, находящимся в чужой стране, то у меня дома есть тысячефранковый билет, который я могу предоставить к Вашим услугам“.

История и опыт, милостивый государь, доставляют нам так мало примеров благородных поступков, которые могли бы сравниться с Вашим (подобное предложение, как Ваше, со стороны чужого и притом еще портного кажется мне столь изумительным), что Вы должны извинить меня, если я публично заявляю о Вашей добродетели и знакомлю английский народ с Вашим именем и прекрасным характером Вашим. Я позволю себе еще прибавить, что Вы живете в первом этаже, что Ваш материал и Ваша кройка превосходны и что Ваши цены умеренны и добросовестны. В заключение позвольте мне положить к стопам Вашим эту книгу как слабое выражение моего глубокого уважения к Вам.

Ваш покорный и преданный слуга М. А. Титмарш».

В 1840 году, как известно, гроб Наполеона I был привезен с острова Св. Елены в Париж, с тем чтобы быть поставленным там в Доме инвалидов. Редакция «Журнала Фразера» отправила по этому случаю Теккерея в Париж, чтобы он присутствовал на величественной церемонии и потом дал отчет о ней в журнале. Отчет его потом вышел отдельной книжкой под названием «Вторые похороны Наполеона I». В этой книжке любопытна только помещенная в конце ее прекрасная баллада «Хроника одного барабана».

Фронтиспис «Парижских очерков» Теккерея, выполненный автором. 1840.

Теккерей Автошарж.

Теккерей вернулся из Парижа лишь летом 1841 года, а осенью этого же года в «Журнале Фразера» начала печататься его повесть «История Самуила Титмарша и великого Гогарта Диамонда», которая принадлежит к лучшим его произведениям. Карлейль в своей биографии известного английского писателя Джона Стерлинга приводит следующий отзыв последнего об этом сочинении Теккерея: «Есть ли что-нибудь лучше „Гогарта Диамонда“ между произведениями Филдинга или Голдсмита? Теккерей – истинный гений и в состоянии был бы при спокойной и безбедной жизни создавать такие долговечные шедевры, как те, которыми мы теперь обладаем и которые приводили бы в восторг миллионы наших потомков. В этом одном рассказе больше правды, чем во всех романах вместе взятых».

Но, несмотря на крупные достоинства этого произведения, оно сначала было замечено и оценено только очень немногими. Для широкой публики Теккерей все еще не существовал. Появившаяся в «Журнале Фразера» за 1843 год «Исповедь Фитцбуделя» и изданный в том же году отдельной книгой «Ирландский альбом» – плод продолжительного путешествия по Ирландии – также мало обратили на себя внимания массы читающей публики.

В январе 1844 года в «Журнале Фразера» начали печататься знаменитые «Мемуары Барри Линдона» под псевдонимом «Фитцбудель». «По богатству воображения, языку, конструкции и вообще по литературному таланту, – говорит известный английский романист Антони Троллоп в своей книге о Теккерее, – это самое замечательное из всего, что он когда-либо написал». Но любопытно то, что Теккерей в этой повести употребляет те именно приемы, против которых он так возмущался в своем прежнем произведении «Катрина». Герой его повести, Барри Линдон, – величайший негодяй, какого только можно себе вообразить; однако он описан так, что почти невозможно не сочувствовать ему. С самой ранней молодости Барри ведет жизнь картежника, буяна и лгуна; он не способен чувствовать ни любви, ни благодарности; считает игру самым почтеннейшим занятием, какому только человек может посвятить свою жизнь; обман, по его мнению, всегда оправдывается успехом. Это человек, обладающий всеми пороками, способный на всякую низость, и однако он не трус: напротив, Барри смел, откровенен, энергичен и самоуверен.

И вот эта-то смелость, эта энергия, эта самоуверенность делают рассказ его о самом себе таким увлекательным, что вы невольно почти радуетесь всякому новому успеху его и чувствуете некоторое огорчение, когда узнаете о его конечной гибели. По своему характеру эта повесть Теккерея напоминает те именно романы Диккенса и Булвера, которые, по его собственному мнению, рисуют порок в привлекательном свете и тем самым как бы побуждают к подражанию ему; однако прочитавший ее вряд ли почувствует какое-либо желание подражать ловкому Барри Линдону. Одно из любопытнейших мест в этой повести – замечательная тирада Линдона в защиту картежничества.

«Мы всегда, – рассказывает он, – соглашались на игру в кредит со всяким джентльменом. Мы никогда никого не стесняли насчет срока уплаты нам нашего выигрыша и никогда не отказывались принимать взамен золота векселя. Но горе бывало тому, кто не уплачивал по векселю, когда наступит срок! Редмонд де Бамибари (так назывался тогда на континенте Барри Линдон) обыкновенно сам отправлялся в таких случаях к должникам и требовал уплаты долга. И, могу вас уверить, мы имели очень мало плохих должников! Напротив, дворяне бывали благодарны нам за наше снисхождение, и наша честность стояла вне всякого сомнения. В последнее время благодаря пошлому предрассудку стали осуждать благородных людей, занимающихся игрой. Но я говорю здесь о том добром старом времени, которое было в Европе до постыдной трусости французской аристократии (во время позорной революции, наказавшей ее по заслугам), которая дискредитировала нашу профессию. Теперь занятие игрой считают постыдным. Но я хотел бы знать, насколько их образ жизни почтеннее нашего. Этот игрок на бирже, который спекулирует и обманывает, покупает и продает, возится с ложными займами и зарабатывает на государственных секретах, – что он такое, как не игрок? А купец, который торгует салом и чаем, – разве он лучше? Его тюки грязного индиго – это его игральные кости, его карты выходят каждый год вместо каждых десяти минут, море – это его ломберный стол. Вы называете профессию адвоката почтенной в то время как человек, принадлежавший к ней, лжет за всякого, кто его нанимает; клевещет на бедняка для того, чтобы получить хорошее вознаграждение от богатого; обвиняет правого, потому что виноватый состоит его клиентом. Вы называете почтенным человеком доктора, пустого шарлатана, который сам не верит в то, что он прописывает и за что он берет у вас деньги. А с другой стороны, вот отважный человек, садящийся за стол и вызывающий на бой всех, ставящий свои деньги против денег других, свое состояние против состояния других, – и современное нравственное общество изгоняет его из своей среды! Это заговор средних классов против дворянства! Наступило царство лавочников. Я говорю, что игра была учреждением рыцарства. Она погибла вместе с другими привилегиями, которые были связаны со знатным происхождением…»