Константин Феоктистов - Траектория жизни. Между вчера и завтра

Привезенные материалы по «Фау-2» были использованы для того, чтобы научиться делать ракеты: выпустить собственную документацию (наша «новая» ракета стала называться Р1), наладить производство и испытания на заводе, на испытательных стендах и, наконец, на испытательном полигоне Капустин Яр (на левом восточном берегу нижнего течения Волги). Примерно половина ракет при пусках летела «за бугор». Авария при запуске — это было обычное дело.

В конце пятидесятых испытатели со смехом вспоминали, как пузатые зенитные ракеты «Вассерфаль» после запуска, вместо того чтобы лететь хотя бы вверх, почему-то падали и ползли по земле (и причем довольно быстро), оставляя за собой огненный хвост, направленный в сторону окопчика, где пряталось начальство — и военное, и гражданское. Вот когда ставились рекорды по бегу на средние дистанции!

Но то время было суровое. Конец сороковых. Сталин был еще жив и интересовался, почему большие ракеты летят не в цель, а «за бугор» (на нашем жаргоне это означало, что ракета падала, причем поблизости, буквально за ближайшим бугром). И интерес этот отнюдь не всегда был связан с увеличением шансов на помощь свыше. Скорее, это был знак повышенной опасности. А это означало, что по каждому «забугорному» полету нужно проводить расследование и докладывать, кто виноват. И тут все главные конструкторы объединились: «виновата бездарная немецкая техника (какая неблагодарность!), что с нее взять?» Но кто-то же просмотрел очередную неисправность? Так что приходилось искать какого-нибудь «Чубайса».

Как рассказывали старые испытатели, главным героем поисков «рыжего» часто оказывался В. П. Мишин. Как только ракета улетала «за бугор», он выскакивал из окопчика, бежал к «газику» и мчался побыстрее, чтобы опередить всех, к останкам ракеты, находил обломок графитовых газовых рулей (а как же им было не разбиться, когда ракета так «приземлялась»?) и с победным видом возвращался к госкомиссии: опять неисправен двигатель, следовательно, виноват этот индюк Глушко, который не просто не умеет делать двигатели, он в них вообще ничего не понимает! Интеллигентный В. И. Глушко просто задыхался от ярости от такого наглого и бессмысленного обвинения, готов был убить ублюдка, но вокруг находилось слишком много наблюдающих и контролирующих. Хотя эти наблюдающие и контролирующие (в основном военные заказчики и испытатели) и понимали вздорность обвинений, но ведь и они должны были найти виноватого, тем более что шансов найти реальную неисправность в остатках ракеты после взрыва, происходящего при ее падении, очень мало. А тут еще поднимался бывший заместитель Глушко по испытаниям в казанской шарашке по ракетным двигателям Королев и с отеческим видом (он же теперь главнее Глушко!) начинал его примирять с Мишиным. Классическое разделение ролей: Мишин как петух наскакивал на Глушко, а Королев выступал в роли примиряющего арбитра. Глушко, да и все остальные, конечно, эту регулярно разыгрываемую комедию хорошо понимали. Может быть, тогда у Глушко и начали накапливаться отрицательные эмоции по отношению и к Мишину, и к Королеву, что в конце концов сыграло роль в их расхождении и разрыве в период работ над военными ракетами с высококипящими компонентами и над ракетой Н1. Наша техника много потеряла от этого разрыва.

Но тогда все-таки дело пошло. Научились. Разработали новую, уже действительно свою, ракету — Р2, с дальностью полета примерно в два раза больше, чем у «Фау-2».

Увеличение дальности было достигнуто за счет форсирования двигателя ракеты «Фау-2» (в КБ жидкостных ракетных двигателей Глушко) и увеличения размеров. Одновременно было проведено и некоторое идеологическое продвижение в самой конструкции ракеты: бак горючего был сделан несущим. Кстати, и в «Фау-2», и в наших первых ракетах в качестве горючего использовался спирт. Может быть, потому ракетные работы и были так популярны, а многие старые ракетчики страдали известным национальным недостатком?

Конструкция «Фау-2» была похожа на самолетную: внутри несущего корпуса подвешены бак горючего (а в нем — представляете? — тонны спирта!) и бак окислителя (кислорода). На самом деле отдельный от баков корпус не нужен. Нашими ракетчиками был сделан, так сказать, революционный шаг: один из баков Р2 держал сам себя. С тех пор все ракеты — и наши, и американские, и все другие — делались с несущими баками.

Тогда меня, молодого инженера, удивляло: а почему был сделан несущим только бак горючего? Естественно было бы делать несущими оба бака: ведь корпус для подвешивания баков был просто паразитной конструкцией и снижал выходные характеристики ракеты. Кто задержал естественное движение вперед? Явно не немецкие инженеры из Осташкова: из их отчетов следовало, что они были за несущие баки. И не министерское начальство (Д. Ф. Устинов), поскольку не в характере Королева было спрашивать разрешения у начальства на какие бы то ни было технические решения. Сейчас, перебирая в памяти фамилии инженеров, которые могли быть причастны к такому странному решению, прихожу к выводу, что это кто-то из четверки: Бушуев, Охапкин, Мишин и Королев. Мишина, пожалуй, сразу можно исключить: не в его характере уклоняться от риска, а решение о том, чтобы сделать несущим в Р2 только бак горючего, мог принять (или добиться принятия) только очень осторожный человек. Маловероятно, что это Охапкин — он был прочнист, ему должно было быть абсолютно ясно: естественно делать оба бака несущими. Остаются Королев и К. Д. Бушуев. Вообще-то Бушуев как человек был очень осторожен. Но в то время он являлся начальником проектной бригады КБ, и должность его, так сказать, исключала боязнь риска: кому нужен проектант, не толкающий начальство вперед? Остается Королев. Но нехорошо было бы с моей стороны возводить на него напраслину. Не знаю, и спросить некого. Может быть, Мишин помнит? А общаться с ним мне не хочется, даже по телефону.

Но так или иначе — Р2 сделали. Проверили ее в полетах. Уже «мы делаем ракеты»! Теперь над созданием ракет работали не только конструкторское бюро Королева и завод. Научно-исследовательские институты, конструкторские бюро и заводы разрабатывали и изготовляли ракетные двигатели, приборы управления и контроля полета, стартовые устройства. Решающую роль в создании этой кооперации разработчиков сыграл Устинов, тогда министр оборонной промышленности. Он принял на себя ответственность за ракетную промышленность, за выделение средств на выполнение работ по ракетам. И тогда, и потом «выделить средства» на определенные работы означало обязать НИИ, КБ, заводы выполнять работы по техническим заданиям ведущей организации (то есть королёвского КБ) и включать эти работы в свои планы. Власти министра для этого не хватало, и приходилось для привлечения нужных предприятий организовывать решения Совета Министров или Военно-промышленной комиссии (в то время единой ВПК еще не было, были ее предшественники — «спецкомитеты» по ракетам и по атомной бомбе).