Овидий Горчаков - По следам подвига
Когда совсем стемнело и Леша Голубев и Наташа Самойлович вернулись к опушке, чтобы узнать, что сталось с Верой, и вынести ее, если она лежит там под сосной раненая, они не нашли разведчицу. Тут и там снег прожгли капли алой крови. Снег вокруг был утоптан, значит, Веру кто-то унес. Кто? Наверное, немцы. А может быть, и не немцы вовсе, а местные жители? Живой взяли Веру или мертвой? На все эти вопросы разведчики не могли ответить. Они долго искали, ждали ее. Стало ясно, что маленькая группа ей уже не может помочь.
И друзья Веры ушли, держа путь к фронту. Близ деревни Большие Семеничи вся шестерка благополучно перешла линию фронта по замерзшим Нарским прудам вместе с потерявшими своего лихого командира-танкиста окруженцами. И Большая земля салютовала им огненными параболами «катюш», протянувшимися в черном небе над белым льдом.
Много позднее стало известно, что как раз тогда, когда немцы везли в Головково бесчувственное тело тяжело раненной Веры, шла Зоя навстречу подвигу, навстречу бессмертию.
Веру привезли в Головково на машине в небольшое строение, где сейчас помещается мастерская Головковской восьмилетней школы. В этом строении, стоявшем рядом со снесенным ныне небольшим зданием школы, превращенной немцами в казарму, стоял штаб 347-го полка 197-й пехотной дивизии вермахта.
В штабе начался допрос схваченной партизанки. На стол положили отобранный у Веры револьвер-наган, патроны, бутылки с горючей смесью, индивидуальный перевязочный пакет. Немцы сняли с нее телогрейку, бежевый армейский свитер. Девушка осталась в красноармейской нижней рубашке из байки.
347-й полк состоял из ландверовцев, служивших прежде в пограничной охране на Рейне в земле Гессен. Командовал этим полком подполковник Бремер. Он и есть главный убийца Веры, отдавший приказ о ее казни. Бремера знали все в дивизии. Он получил Железный крест за то, что едва отбился от русских 2 августа в лесном бою за Рославлем. Его полк пробивался тогда к шоссе Рославль — Смоленск. Разместившийся в Лесничевке штаб полка был атакован ночью отрядом из 28-й армии Советов. Бремер с уцелевшими штабистами отстреливался, пока не подоспели артиллеристы 197-й дивизии. После той ночи, чуть не ставшей для него последней, подполковник Бремер страшился русского леса. И вот в его руках — партизанка, «лесной призрак», одна из тех, кто нападает в лесу по ночам на солдат фюрера.
Случайными свидетелями допроса и истязания Зои оказались местные жители Петрищева. В головковском штабе были одни немцы. Никто никогда не расскажет, какие вопросы задавали Вере гитлеровские офицеры и как она на них отвечала. Но крайновцы и все разведчики, знавшие Веру, знают: Вера вела себя, как Зоя. Обе были достойны своих командиров, своих товарищей по отряду.
Палачами Зои были офицеры 332-го полка вермахта. Палачами Веры были офицеры 347-го полка той же 197-й пехотной дивизии — те же рейнцы и гессенцы. И действовали они по одному и тому же «бефелю». «Бефель ист бефель» — «приказ есть приказ».
Это был приказ начальника штаба верховного командования вермахта Вильгельма Кейтеля, подписанный 16 сентября 1941 года в ставке в Герлицком лесу под Растенбургом. Отмечая широкое развитие руководимого Москвой партизанского движения на оккупированной вермахтом советской земле, Кейтель сообщал, что «фюрер распорядился, чтобы повсюду пустить в ход самые крутые меры для подавления в кратчайший срок этого движения, что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит и устрашающее действие может быть достигнуто только необычной жестокостью». При этом Кейтель указывал: «В качестве искупления за жизнь одного немецкого солдата… должна считаться смертная казнь для 50-100 коммунистов… Особенно следует карать смертью шпионские действия, акты саботажа..»
Да, в глазах гитлеровского офицерья жизнь Веры ничего не стоила. Они применили к ней необычайную жестокость с целью устрашающего действия. Назавтра они готовились прорвать оборону Красной Армии на Паре. А в подмосковном тылу у них было тревожно. Более сорока партизанских отрядов, насчитывавших около 1800 коммунистов и комсомольцев, действовали в семнадцати полностью оккупированных и десяти частично оккупированных районах Московской области. Это не считая военных разведчиков. Верейский партизанский отряд вывел из окружения мотострелковый батальон с материальной частью. По данным можайских партизан, переданным в разведотдел штаба Западного фронта, советская авиация, борясь за превосходство в небе над Москвой, разбомбила сорок самолетов «Люфтваффе» на аэродроме близ деревни Ватулино. Совсем рядом с Головковом и Петрищево смело действовала истребительно-диверсионная группа Филоненкова, уничтожившая более шестидесяти гитлеровцев, сорок подвод с боеприпасами и продовольствием и несколько машин на дороге Верея — Боровск. Под Малоярославцем четверка подрывников Гаврильчикова пустила под откос два вражеских эшелона.
Офицеры, допрашивавшие Веру, конечно, уже знали о том, что произошло несколькими днями раньше не так уж далеко от Вереи, совсем рядом с Малоярославцем, где стоял штаб группы армий «Центр». Несколько партизанских отрядов, объединившись для совместных действий против оккупантов, 24 ноября блестяще провели операцию, разгромив в ходе дерзкого ночного налета штаб армейского корпуса из 2-й танковой группы Гудериана в подмосковном поселке. Партизаны уничтожили около шестисот гитлеровцев. Были взяты важные документы. Говорили, что командир корпуса генерал Шрот едва унес ноги. Об этой партизанской победе Совинформбюро сообщило в сводке от 29 ноября 1941 года, в день казни Зои. Помню, мой друг Виктор Карасев, ставший впоследствии командиром прославленного партизанского соединения имени Александра Невского, рассказывал после войны, что партизаны обнаружили в офицерских чемоданах парадные мундиры — офицеры штаба корпуса серьезно готовились к параду победы в Москве. Говорил об этом и Владимир Жабо, командовавший потом отважным партизанским полком «Северный медведь». Жабо пал смертью храбрых на фронте. Но блестящая страница, вписанная им и его боевыми товарищами в историю партизанского движения, никогда не забудется.
Напуганное фашистское офицерье стремилось скорее искоренить партизан. В Угодском Заводе они публично повесили после долгих пыток партизана Михаила Алексеевича Гурьянова, председателя Угодско-Заводского райисполкома, который был схвачен гитлеровцами тяжело раненным после разгрома штаба корпуса. Коммунист Гурьянов умер как герой.
Он не знал, умирая, то, что мы знаем сегодня: гитлеровцы, убитые партизанами Подмосковья и разведчиками Западного фронта, были гитлеровцами особыми. Одна из дивизий корпуса Шрота, как помнил весь вермахт, первой ворвалась в Варшаву, а затем промаршировала гусиным шагом под Триумфальной аркой Наполеона в Париже. Эта была 45-я пехотная дивизия, неоднократно отмеченная самим фюрером. Но главным было другое: 130-й и 135-й полки этой дивизии, а также ее 133-й полк, из резерва корпуса Шрота, штурмовали на рассвете 22 июня 1941 года Брестскую крепость. Это они, взбешенные стойкой обороной и не виданными дотоле нигде потерями, добивали раненых героев, расстреливали комиссаров и политруков, защитников крепости, о которых даже начальник Шрота генерал-полковник Гудериан, командующий 2-й танковой группой, сказал: «Эти люди достойны высочайшего восхищения!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});