Михаил Морозов - Шекспир

Это, конечно, только легенда. Но есть все основания предполагать, что «Чандоский портрет» был одно время собственностью поэта и драматурга Вильяма Давенанта, который помнил Шекспира. Это говорит в пользу сходства портрета. У Шекспира, если верить «Чандоскому портрету», были карие глаза и темнорусые волосы. Одежда Шекспира на этом портрете отличается скромностью. В ухе, согласно тогдашней моде, — серьга.

Бюст Шекспира, находящийся в нише над его гробницей (церковь св. Троицы в Стрэтфорде), был, невидимому, воздвигнут вскоре после смерти писателя. Это весьма примитивное, так сказать «штампованное», изваяние принадлежит резцу ремесленника, а не скульптора. Достаточно взглянуть на усы и бороду, чтобы понять, что ваятель постарался всячески приукрасить лицо статуи согласно своему вкусу. Ни о каком сходстве тут, вероятно, не может, быть и речи. Этот бюст был реставрирован в 1749 году, а в 1793 году выкрашен в белый цвет по настоянию знаменитого шекспироведа Мэлона. В 1861 году белая краска была снята, и тогда удалось найти следы первоначальной расцветки. Согласно последней, у Шекспира были (как и на «Чандоском портрете») карие глаза и темнорусые волосы.

По словам историка Джона Обрея (1626–1697), писавшего по свежему устному преданию, Шекспир обладал красивой внешностью и статным сложением. Наконец мы знаем, что Шекспир играл роль Призрака в «Гамлете» (по словам его первого биографа, Роу, писавшего на основании предания, сохранявшегося в актерской среде, это была его лучшая роль). Роль Призрака, о величественной и статной внешности которого говорится в «Гамлете», должен был, по всей вероятности, играть актер высокого роста.

Слагая все эти отдельные разбросанные черты, мы при помощи воображения можем мысленно создать хотя бы смутный портрет Шекспира.

V. ЖИЗНЬ ШЕКСПИРА В ЛОНДОНЕ

Когда Шекспир впервые попал в Лондон, он сначала поселился в северо-восточной части города, в приходе церкви св. Елены. Отсюда через городские ворота Бишопсгейт лежала прямая дорога к тому театру, в котором играли трагик Ричард Бербедж и комик Вильям Кемп и где Шекспир начал свою работу. Он просто так и назывался: «Театр». Впоследствии, в 1599 году, Бербедж перенес это деревянное здание на южный берег Темзы, значительно расширив его (новому театру дали название «Глобус»). Шекспир переселился на южный берег Темзы еще а 1596 году.

Жизнь Шекспира протекала в напряженной работе. На сцене беспрерывно ставились новые пьесы: в Лондоне в ту эпоху насчитывалось около двухсот тысяч жителей, и пьеса выдерживала, самое большее, пятнадцать-двадцать представлений. Даже если шла чужая пьеса, Шекспир, вероятно, принимал самое деятельное участие в постановке. Вскоре он стал одним из главных лиц в труппе, как ее постоянный драматург и как литератор, завоевавший благодаря своим двум поэмам репутацию поэта.

Репетиции начинались рано утром, причем опоздавший подвергался значительному штрафу. После обеда, часа в два пополудни, начинался спектакль, который обычно заканчивался примерно к пяти часам, так что Шекспиру оставались только вечер и ночь на литературную работу, ученье ролей наизусть и чтение книг.

В личной жизни его было, вероятно, немало событий. Об этом красноречиво говорят его сонеты. Были тут и сильные увлечения и мимолетные встречи.

Современник Шекспира Джон Маннингэм, студент юридической академии Иннер Темпль, записал в своем дневнике от 13 марта 1602 года следующее: «В тот год, когда Ричард Бербедж играл Ричарда III, в него влюбилась одна горожанка. Еще во время спектакля она условилась с ним, что он придет к ней вечером на свидание, назвавшись королем Ричардом. Шекспир подслушал этот разговор, предупредил Бербеджа и был ласково встречен горожанкой. Когда им сообщили, что у дверей дожидается король Ричард, Шекспир велел сказать ему, что Вильгельм (Вильям) Завоеватель царствовал до Ричарда».

Но подробности его жизни навсегда скрыты от нас. Он не оставил дневника. До нас не дошла его переписка. Приобретение им недвижимой собственности в Стрэтфорде, пожалование, — быть может, не без помощи вельможных покровителей театра, — дворянства и дворянского герба, смерть в 1596 году его единственного сына — одиннадцатилетнего Гамлета, — обо всем этом мы знаем из посторонних источников.

В 1599 году, когда был построен театр «Глобус», Шекспир, как особенно ценный для театра работник, был принят в число его пайщиков.

В ту эпоху существовал обычай, согласно которому каждая актерская труппа имела знатного покровителя. Актерская труппа, к которой принадлежал Шекспир, называлась «Слуги Лорда-Камергера». Их главными конкурентами были «Слуги Лорда-Адмирала». Последние играли в театре «Роза», принадлежавшем антрепренеру Хэнслоу. Шекспир нигде открыто не атаковал соперников своей труппы. И лишь в «Гамлете» находим следующие слова: «Меня оскорбляет до глубины души, — говорит Гамлет, — когда я слышу, как здоровенный парень с париком на башке рвет страсть в клочья, в лохмотья…».[22] Возможно, что это намек на Эдварда Аллейна — главного трагика в труппе Лорда-Адмирала.

Соперниками «Слуг Лорда-Камергера» были также труппы, состоявшие из мальчиков-подростков. И опять-таки только один раз мы находим у Шекспира полемический выпад против них — во 2-й картине II акта «Гамлета», где Розенкранц называет актеров-подростков «выводком хищных птиц», а Гамлет сетует на то, что пишущие для них драматурги натравливают их на взрослых актеров. «Не скажут ли они сами впоследствии, — говорит Гамлет, — когда станут взрослыми обычными актерами, — а они ими, вероятна, станут, если не найдут лучших средств к существованию, — что драматурги поступают неправильно, заставляя их нападать со сцены на тех, которым они сами уподобятся в будущем?..»

Итак, Шекспир в своих пьесах молчал о себе и был сдержан в отношении полемических выпадов, в отличие от более необузданных натур, например Бена Джонсона, который чувствовал себя в стихии полемики и ядовитых слов, как рыба в воде.

Это не значит, что он не умел спорить. Когда в 1603 году была основана таверна «Русалка», являвшаяся своего рода литературным клубом, Шекспир, как рассказывает современник, часто вел здесь споры об искусстве с Беном Джонсоном. Несомненно также, что в его пьесах скрыты полемические намеки, мимо которых мы проходим, не понимая их. Замечателен в этом отношении следующий факт.

В 1599 году в Лондоне началась так называемая «война театров», продолжавшаяся три года. Она началась с личной ссоры драматургов Бена Джонсона и Марстона. Оба усердно принялись взаимно оскорблять друг друга в своих пьесах. Дело дошло до того, что однажды Бен Джонсон, который обладал большой физической силой и к тому же был превосходным фехтовальщиком (он убил двух человек на дуэли), в одной из лондонских таверн напал на Марстона. Тот выхватил пистолет. Но Бен Джонсон выбил у него пистолет из рук и поколотил Марстона. Эта личная ссора явилась искрой, от которой вспыхнул целый пожар. Драматурги-академисты, возглавляемые Беном Джонсоном, настаивали на соблюдении тех законов искусства, которые вытекали из изучения классических образцов. Им возражали драматурги-практики. Во главе последних стояли Марстон и Деккер. «Практики» отстаивали тот взгляд, что искусству нечего считаться с отвлеченными, принятыми на веру правилами.