Александр Василевский - Дело всей жизни. Неопубликованное

Эти воспоминания хранят и другие мои боевые товарищи. Житель финского города Турку (Або) А. В. Эйхвальд писал мне в 1956 году: «Осенью текущего года исполнится 40 лет со времени боев на высотах под Кирлибабой. Помните ли Вы еще Вашего финского младшего офицера первой роты славного 409-го Новохоперского полка, участвовавшего в них?».

И сейчас пишет мне из Киева бывший младший офицер нашей роты, старый партиец, ныне персональный пенсионер, Михаил Васильевич Кравчук. Несмотря на то, что прошло более полувека с тех пор, моя дружба с этим изумительнейшей души человеком нисколько не увяла.

Приятным сюрпризом была для меня еще одна встреча с прошлым, которая произошла благодаря уфимцу Ф. Т. Мухаметзянову. Он прислал мне фотографию, на которой изображены мы с бывшим адъютантом 409-го полка Константином Дмитриевичем Бездетновым. Мы были с ним очень дружны. До назначения на должность адъютанта он был офицером одной из рот, в полк поступил примерно в одно время со мной, тоже по окончании школы прапорщиков. Снимок сделан в августе 1917 года в Одессе, куда я, временно исполнявший в те дни должность командира батальона, был командирован после серьезных боев, а К. Д. Бездетнов находился там на излечении. С фотографии глядят два молодых бравых поручика. Ф. Т. Мухаметзянов пишет, что в декабре 1971 года вместе с фотокорреспондентом газеты оказался в деревне Вечтомовке, Бураевского района, Башкирской АССР, у учителя-пенсионера Дмитрия Григорьевича Рябкова, бывшего также моим другом по 409-му полку, который и показал им фото. На обороте моей рукой написано: «На добрую память Мите. 12. VII. 17 г.» Поверх снимка видны два адреса – К. Д. Бездетнова и мой. Как сообщил Д. Г. Рябков, он и Бездетнов, вместе служили в 409-м полку, где Дмитрий Григорьевич Рябков был командиром роты. Он работал учителем начальной школы в башкирских деревнях, открывал там первые русские классы. Теперь ему за 80. Эта фотография всколыхнула пережитое, навеяла воспоминания. Я припомнил наши многочисленные беседы, которые мы вели в те дни с Дмитрием Григорьевичем. В них я который раз убеждался, что передовая часть старого офицерства неизбежно должна была прийти к мысли, что ее долг – всегда и во всем быть вместе со своим народом, служить ему, защищать его интересы. Именно эти офицеры сразу признали Советскую власть, хотя пришли к этому признанию по-разному.

Но вернусь к фронтовым будням. Весной 1916 года подготовка к весенне-летней кампании и разработка плана действий войск на русско-германском фронте проходила под сильным нажимом объединенного командования англо-французских войск на западноевропейском театре военных действий. От России требовали начать крупное наступление сразу же по окончании весенней распутицы, чтобы не дать противнику возможности перебросить свои войска с Восточного фронта на Западный. По утвержденному царской ставкой плану главный удар из района Молодечно на Вильно должен был нанести Западный фронт, которым командовал генерал Эверт. На Юго-Западный фронт, в командование которым в конце марта 1916 года вступил генерал А. А. Брусилов, возлагалась задача нанести предварительный энергичный удар на Луцк и далее на Ковель силами 8-й армии из района к северу от Дубно. Это облегчило бы наступление войск Западного фронта. Сосредоточив на направлении главного удара 8-й армии А. М. Каледина большое количество сил и средств, А. А. Брусилов решил наступать одновременно сразу на участках всех своих армий, с тем, чтобы лишить врага возможности маневрировать резервами. Южнее 8-й армии должна была нанести удар на Броды и далее, на Львов, 11-я армия генерала В. В. Сахарова. Еще южнее, на Галич, наступала 7-я армия генерала Д. Г. Щербачева, и, наконец, наша, 9-я армия двигалась на Коломыю.

Войска 9-й армии за зиму несколько отдохнули, оправились от неудач 1915 года и заблаговременно готовились к наступлению. Против нас по-прежнему стояла 7-я австрийская армия генерала Пфлянцера-Балтина; солдаты, а в некоторой мере и офицеры, радовались, что нам придется иметь дело не с немцами, а с австрийцами, которые были слабее. В начале каждой артиллерийской перестрелки мы поглядывали на цвет разрыва и, увидев знакомую розовую дымку, которую давали австрийские снаряды, облегченно вздыхали. В составе 9-й армии готовились к наступлению 33-й. 41-й и 11-й пехотные корпуса. На ее левом фланге дислоцировались не входившие в постоянные корпуса 82-я и наша, 103-я, пехотные дивизии, а еще левее – 3-й кавалерийский корпус. Две упомянутые дивизии длительное время сражались рядом, и нередко их объединяли в сводный корпус, которым в этих случаях командовал почти всегда начальник 82-й дивизии генерал М. Н. Промтов.

Перед Брусиловским наступлением обе бригады нашей дивизии занимали 10-верстный участок северо-западнее Бонна. Перед нами расстилалась водная гладь реки Прут шириной в 40 м и глубиной в 4 м. Мосты через реку были взорваны, весеннее половодье сделало реку многоводной, закрыло броды. Правый берег реки был выше левого, и противнику было легче просматривать наши позиции.

Наступать в полосе сводного корпуса в условиях весенней распутицы казалось нелегким делом. И все же мы с нетерпением поглядывали вперед, хотя и знали, что нас ждут сильные вражеские укрепления и огонь тяжелой артиллерии. От непогоды траншеи наших окопов раскисли. В убежищах для отдыха было крайне сыро и неуютно. «Лисьи норы», сделанные в течение зимы, в которых мы укрывались при артобстреле, осели. Ходы сообщения были очень узкими. Встречным в них трудно было разойтись, а переноска раненых требовала чуть ли не цирковой ловкости. Вдали виднелись уступы Восточных Карпат, покрытые лесами. Все надеялись, что там, сбив неприятеля с его позиций, мы обретем более сносные условия. И вот, снова и снова, мы изучаем ряды кольев с проволокой перед чужими окопами, считаем рогатки, подтаскиваем по ночам пулеметы к гнездам с трехсторонним обстрелом, продолжаем устраивать бойницы для дополнительного наблюдения.

Артиллерийской подготовкой 22 мая началось знаменитое наступление войск Юго-Западного фронта, вошедшее в историю под названием «Брусиловского прорыва». И хотя его результаты по вине соседнего, Западного фронта и верховного командования, в должной мере, использованы не были, оно приобрело мировую известность, повлияв на ход и исход Первой мировой войны. Немалое значение имело оно и для меня лично, так как по-своему способствовало формированию моих взглядов на ведение боя. Закалка, которую я приобрел во время наступления, помогла мне в дальнейшем, а опыт организации боевых действий в масштабах подразделений разного рода пригодился в годы Гражданской войны. Я, как и большинство моих сослуживцев, относился к самому наступлению с энтузиазмом: русской армии предстояло освобождать Карпатские земли.