Василий Скоробогатов - Берзарин
Пулемет этот сберегли и доставили к месту постоянной дислокации. Его раны вызвали у бойцов немалый интерес.
Оккупантов прогнали. Победители-красноармейцы вернулись в Питер, чтобы продолжать обучение по планам боевой и политической подготовки. Иностранное вооружение Николай с однополчанами изучали теперь по трофейным образцам. В классах имелись американские винтовки «ремингтон», пулеметы «гочкис», «виккерс» и кое-что другое. И слышалось на маршах:
Белую армию Красная разбила,Красную армию — никто не разобьет!
Красные курсантыГод 1921-й начался уже без Колчака[5], без Пилсудского[6]. Сгинули Петлюра, Анненков, Семенов. И все же этот год не принес стране полного умиротворения. Молодую республику продолжали разорять мелкие и мельчайшие атаманы да шайки басмачей и абреков. Недовольными оставались крестьяне Тамбовщины, Урала, Сибири и Семиречья. Их не устраивала голая «диктатура пролетариата» в троцкистской упаковке. Они бунтовали. Местные власти не справлялись с такими «пожарами», гасить их приходилось регулярным войскам. Николаю Берзарину в это время, можно сказать, «всем чертям назло — очень повезло».
Его зачислили курсантом Смоленских пехотных курсов. Лекции, занятия в поле, политбеседы и дискуссии прочно вошли в его жизнь, а он об этом и мечтал. Над курсами шефствовал авторитетнейший в РККА командарм Михаил Николаевич Тухачевский[7]. На Смоленщине дислоцировалась его 7-я армия.
В курсантской казарме соседом Николая по койке оказался чернявый парень Петр Подкуйко, веселый, говорливый. Ротный запевала. Ему перевалило за двадцать, и он смотрел на «зеленого» Колю покровительственно. Учил его житейским мелочам, хотя сам в боевой учебе не блистал. До армии он работал в Киевском драматическом театре и здесь, в Смоленске, тянулся к артистическому миру. Обращался к ротному со словами: «Мне нужен вокал». Как же запевале без вокала! И ротный давал ему увольнительную для посещения театра. Ротный спрашивал его: «Где же твой вокал?» И тогда Петя запевал:
Из-за кулис актрису в белом платьицеНа свет аплодисментами зови —Она танцует и поет, а слезы катятсяОт нераздельной и измученной любви…
Дальше он в своих откровениях в присутствии ротного не шел. А Николаю по секрету однажды рассказал, что видел в аристократической ложе самого Тухачевского. Точнее — его римский профиль. Петр поведал, что актерки от командарма без ума. Все в него влюблены. У них только и разговоров о его больших синих глазах.
— Только и всего? — разочарованно вздохнул Николай. — От тебя, друг, несет пудрой.
— В театре иного и не бывает, — ответил Петя.
Его друг молчал. Тогда Петр набросил на свою физиономию маску чрезмерной серьезности и произнес:
— Революционный генерал Тухачевский, член Конвента[8]. Соизволил посетить драму. Член Конвента! Его даже Ленин с Троцким ценят и уважают. Скажи, нам этого мало?
Но продолжение разговора на эту тему было. Ночью, во время одного из дежурств. Они чистили картошку на кухне.
— А как зовут ее, ту, что «в белом платьице?» — спросил Коля.
— Леля. Но она несвободна. Я познакомился с Таней.
— И стихи ты, наверное, уже состряпал?
— Не состряпал, а сочинил, — обиделся Петр. — Конечно, сочинил. Вот послушай, мне сдается, что не хуже пушкинских:
И останемся мы вдруг с Танюшей вдвоем,И уйдем вглубь вишневого сада.Там мы губы свои в поцелуе сольем.Таня шепчет: «Не надо… не надо…»
Коля дал такую оценку стишатам:
— Сие уж есть пошлость. Как ты можешь?! — произнес он с презрением в голосе. — У тебя двойка по рукопашному бою. А по химзащите — вообще пропуск в журнале. Так и с курсов вышибут. Куда пойдешь? Даже стройбату такие не нужны. А нас учат быть командирами и воспитателями бойцов. Бойцов придется обучать. Рота наша плетется в хвосте. А мы должны быть первыми. Милейший командир роты уважает тебя. Как же, ты и артист, и поэт. Комроты намекнул мне, чтобы тебя одернуть. Я просил же тебя: сочини «Марш курсантов». Ты уклонился. Навострился в «вишневый сад». Марша как не было у нас, так и сейчас нет…
Петр приуныл. Коля продолжал разъяснять приятелю свою позицию:
— Леля… Танюша… Я этот народ основательно изучил. У меня — три сестры! Целых три! С прошлой получки купил и подарил им юбочку «плиссе-гофре». Так они затеяли драку. Сначала между собой. Затем набросились с кулаками на меня. Надо нам держаться от юбок подальше. Видишь, что творится в стране! Не до фуро[9]. Нам нельзя расслабляться!
После этой размолвки они не разговаривали друг с другом почти месяц. Только обменивались репликами. Но Петя больше увольнительных у командира роты не просил. Потом он доверительно сказал Коле, что с любовными интрижками он «завяжет». Петр понял, что главное для курсанта накануне выпуска — нормально закончить учебу. Достигнуть финиша — получить звание, назначение на должность, более или менее обустроиться в бытовом плане.
Николай одобрил запоздалое прозрение друга, поверил ему. Даже стал понемногу заниматься с ним, иначе ему не наверстать упущенное. Боевая учеба. Политзанятия. Каждая свободная минута должна быть израсходована в спортзале, на стрельбище, с лыжами, в библиотеке. Без этого курсант — не курсант.
МятежКомандные курсы Тухачевский посетил в канун Октябрьских торжеств. На собрании посоветовал ввести в учебный план тему «Крепостная артиллерия». Напомнил о требовании Владимира Ильича: «Учиться, учиться и учиться!»
— Это для нас всех — приказ! — заключил Михаил Николаевич. Пообещал приехать до февраля. Но не приехал, в конце февраля плановые занятия пришлось свернуть.
Местный делегат X съезда партии, побывавший в Петрограде, рассказал курсантам, что революционный Кронштадт, в старину — любимое детище Петра I, Кронштадт адмирала Макарова, наш основной опорный пункт на Балтике, может быть потерян для республики. Кронштадт попал в руки контры.
Комиссар курсов пояснил:
— Задача наша предельно ясна. Взять курс к городу на Неве. А девиз экспедиции таков: «Даешь Кронштадт!»
…История Кронштадтского мятежа, этого типичного бунта, по Пушкину, «бессмысленного и беспощадного», вкратце такова.
Командовал Балтийским флотом вчерашний гардемарин и мичман Федор Раскольников[10], довольно яркая в истории Октябрьской революции личность, публицист и драматург. Нельзя отрицать, что в морском деле он был профессионалом. В волны революции, где было немало «капитанских мостиков», он бросился безоглядно и стал перепрыгивать с одного «мостика» на другой. На флоте прославился как «красный адмирал».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});