Александр Новиков - В небе Ленинграда

И вдруг во втором часу ночи раздался сигнал боевой тревоги - Ковтюх проверял боеготовность полка. Я спал одетым, только без сапог, и потому успел в какую-то минуту выскочить на улицу. Епифан Иович стоял на крыльце штаба и по часам следил, как полк собирается на построение.

Собирались артиллеристы медленно, неорганизованно, некоторые красноармейцы выскочили на улицу в одном исподнем, успев только накинуть шинели и прихватить винтовки. Где-то в темноте ржали встревоженные лошади, крики команд перемежались крепкой руганью, в свете луны, прорывавшемся через облака, мелькали мечущиеся люди. В полку не был отработан подъем по сигналу боевой тревоги.

Окончательно накалило Ковтюха долгое непоявление командира полка Линькова и комиссара. Оба подоспели минут через десять. Впереди, несколько вразвалку, шагал Линьков, высокий, широкоплечий, грузный и вдобавок с заметно обрисовывавшимся даже под шинелью животом.

Они не очень торопились. Епифан Иович, сведя брови, сурово молчал, только ходили желваки на скулах. Я чувствовал, что быть буре. Однако Ковтюх сдержал свой гнев, даже ответил на приветствие. Но слушать рапорт командира полка не стал.

- Доложите на разборе, - резко оборвал он Линькова. - И об этом безобразии тоже. А сейчас слушайте приказ: полку форсировать реку Сычовку и занять вот эти позиции.

Ковтюх указал на карте место сосредоточения полка километрах в двадцати от Сычевки. Мне показалось, что мысль о ночном марше пришла в голову командиру корпуса внезапно, при виде Линькова и комиссара как наказание за все, что происходило на его глазах.

Линьков хотел было что-то возразить, но, встретив гневный взгляд Ковтюха, смолчал, козырнул и приказал готовить плоты и организовывать переправу.

Вскоре первый плот был готов. На него взошли Ковтюх, я, Линьков с комиссаром и их ординарцы с лошадьми. Но едва мы отчалили, как плот стал погружаться в воду. В спешке саперы сделали что-то не так, как положено. На середине реки вода дошла нам уже до колен. Сычевка, которую летом перейдешь вброд, грозно бурлила, весенний поток ее был настолько сильным, что мы еле держались на ногах. Линьков и комиссар беспокойно оглядывались по сторонам. Ковтюх молчал. Лошади тревожно всхрапывали и жались друг к другу. Исход нашей переправы не вызывал сомнений - неожиданного купания в ледяной воде было не миновать. Спас случай. Одна из лошадей вдруг рванулась, сбила с ног ординарца и бросилась в реку. Облегченный плот всплыл, и мы благополучно добрались до противоположного берега.

До рассвета полк месил непролазную грязь на проселочных дорогах. Ковтюх ехал верхом вместе со всеми. С Линьковым и комиссаром он не разговаривал и даже старался не смотреть в их сторону.

В Сычевку вернулись только в 12 часу дня. За это время Ковтюх несколько поостыл и разбор прошел без грома и молний. Комкор говорил сдержанно и коротко, но беспощадно. Командиры стояли навытяжку и упорно не поднимали глаз от пола.

- И это полк Красной Армии! - закончил Ковтюх. - Идите! Епифан Иович гневно махнул рукой и отвернулся. Все потянулись к двери.

- А вы, командир полка и комиссар, задержитесь! - приказал комкор.

Когда все вышли, Ковтюх начал отчитывать Линькова и комиссара. Закончил он так:

- За такое безобразие вас следовало бы сурово наказать. Но на первый раз ограничусь предупреждением. Но если такое повторится, то пеняйте на себя. Идите!

Незаметно пролетел год. Наступило лето 1931 г. Я уже обвык в корпусе, притерся к людям, они ко мне. Новая работа (в сентябре 1930 г. меня назначили начальником оперативного отдела штаба корпуса) пришлась мне еще больше по душе. Да и время наступило интересное. Страна была в стройках первой пятилетки. Закладывались основы новой социалистической индустрии. Страна быстро шагала в Завтра, а с ней - и ее Вооруженные Силы.

В этот период, в соответствии с постановлением ЦК партии от 15 июля 1929 г. "О состоянии обороны СССР", бурно шла техническая и организационная перестройка Красной Армии: создавались новые рода войск - авиационные и бронетанковые силы, на новую основу переходили пехота, артиллерия, кавалерия. Бурно развивалась и военная теоретическая мысль.

Основной теоретической новинкой тех лет была книга видного советского военачальника В. К. Триандафиллова "Характер операций современных армий"{24}. Значение ее для всего последующего развития советской военной науки и практики огромно. По сути дела, то был первый фундаментальный труд, в котором коренные положения теории, стратегии и оперативно-тактического искусства рассматривались не на основе существовавших принципов, а на базе научного анализа тогдашней действительности.

В теоретической части своего труда автор блестяще применил основное положение марксистско-ленинской науки в области военного дела, отвергавшей неизменность форм и методов вооруженной борьбы и доказывавшей, что военное искусство зависит от уровня развития военной техники, а вся организация армии, а вместе с ней ее победы и поражения обусловлены прежде всего состоянием экономики{25}.

Такого взгляда на военную политику в целом мы придерживались и раньше. В частности, М. В. Фрунзе еще в 1924 - 1925 гг. писал, что современная война это война на длительное и жестокое состязание, в котором будут подвергнуты всестороннему испытанию все экономические и социальные устои воюющих сторон{26}. Поэтому он настаивал готовить к войне не только Вооруженные Силы, но и все наше государство.

Триандафиллов в таком всеобщем масштабе эту проблему не решал. Но все основные положения его труда покоились на том, что будущая война будет проходить именно в таких условиях. Поэтому автор отвергал бытовавшее тогда и в буржуазных странах, и среди некоторых видных теоретиков у нас утверждение, будто теперь можно вести вооруженную борьбу "малыми" армиями. Он доказывал, что будущая война - это война массовых армий и победа в ней будет решаться всем материально-техническим комплексом этих армий, иными словами, экономическими возможностями противостоящих друг другу сторон.

Огромный вклад внес Триандафиллов и в теорию современной операции и боя. Он писал, что операция будущего - это сложное явление, а успех ее во многом будет определяться степенью точности научно-технических расчетов. И эта мысль в общем-то не была новой. В своих директивных указаниях в 1924 г. по вопросам высшего военного образования Фрунзе подчеркивал, что без всестороннего учета всего, что связано с войной, невозможно сколько-нибудь разумное ведение боевых операций{27}. Однако у Фрунзе эта посылка носила характер общей, принципиальной установки. Заслуга Триандафиллова в том, что он развернул эту установку и обосновал ее точными расчетами. И неспроста несколько позже все сошлись на том, что именно Триандафиллов своей книгой первым научил начальствующий состав Красной Армии конкретным оперативно-тактическим расчетам и сделал их одной из основ в деле боевой подготовки советских командиров.