Ги Бретон - Наполеон и Мария-Луиза

В этих хвалебных песнях была известная доля распутства, что доказывает вот такой куплет:

Все говорят, прекрасный сей ребенок,Родившись, хохотал из всех силенок,Что в мать в свою он выдался лицом,А прочим всем был награжден отцом.

Что очень повеселило добрый народ Франции.

Жозефина узнала о рождении короля Рима в Наваррском замке под Эвре, где она поселилась по приказу Наполеона с того дня, когда Мария-Луиза объявила о своей беременности.

В тот вечер местный градоначальник давал ужин по случаю праздника святого Иосифа, неожиданно гости услышали пушечные залпы.

Когда прогремел двадцать второй выстрел, императрица, не скрывая своих слез, повернувшись в сторону своей первой статс-дамы, мадам д’Арбер, произнесла:

– Сын! Представляю, как счастлив император!

Затем, пока представители ее маленького двора, обгоняя друг друга, отправились в раболепном порыве поздравить Наполеона, Жозефина, поднявшись в свою комнату, написала самое прекрасное по стилю письмо, которое она после себя оставила:

Сир, среди многочисленных поздравлений, которые спешат к Вам со всех уголков Европы, со всех городов Франции и из каждого армейского полка, пробьется ли к Вам мой слабый женский голос? И соблаговолите ли Вы выслушать женщину, которая столько раз утешала Вас в трудные минуты, снимала печали с Вашей души, когда она желает лишь поговорить с Вами о том счастливом событии, которое является исполнением Ваших самых заветных желаний? Не являясь более Вашей супругой, могу ли я поздравить Вас со счастливым отцовством?

Мне бы хотелось получить известие о рождении короля Римского от Вас лично, а не от пушек Эвре, однако я знаю о том, что прежде всего Вы принадлежите государству и счастливой принцессе, которая оправдала Ваши самые сокровенные надежды. Она не может быть более преданной Вам, чем я, но ей удалось сделать Вас счастливым, обеспечив также и благополучие Франции. И, таким образом, она имеет все права на Ваши лучшие чувства и на Вашу заботу. Ну а я, которая была Вашей спутницей лишь в трудные времена, могу только надеяться на самый дальний уголок в Вашем сердце, полностью занятом императрицей Марией-Луизой. Только после того, как Вы поцелуете своего сына, Вы возьмете в руки перо, чтобы поговорить со мной, Вашей самой лучшей подругой…

Мне бы хотелось узнать, крепкое ли здоровье у Вашего ребенка, похож ли он на Вас и разрешите ли Вы мне когда-нибудь его увидеть. Наконец, мне бы хотелось, чтобы Вы отнеслись ко мне с полным доверием, которое, как мне кажется, я заслужила своей безграничной привязанностью, которую я к Вам сохраню до конца моих дней…»

В полночь в Париж отправился гонец с письмом Жозефины, а на следующий день она получила ответ императора:

«Друг мой, я получил твое письмо и благодарю тебя.

Мой сын крупный ребенок и весьма крепкого здоровья. Надеюсь, что он далеко пойдет.

У него мое телосложение, мой рот и мои глаза, надеюсь, что он оправдает возлагаемые на него надежды».

И, чтобы немного утешить свою бывшую подругу жизни, он добавил:

«Я, как всегда, очень доволен Эженом. Он никогда не доставляет мне хлопот…»

Последняя строка особенно тронула Жозефину. Она прочитала ее своей первой статс-даме, госпоже д’Арбер.

– Император еще меня любит! – воскликнула Жозефина. – Видите, как он добр ко мне, что упоминает об Эжене в письме о своем сыне, и отзывается о нем так, словно Эжен является нашим общим ребенком…

Разволновавшись от внимания, проявленного Наполеоном, она поспешила поделиться своей радостью и поплакать от счастья в комнату мадам Газани, бывшей одно время любовницей императора, которую она взяла к себе в камеристки, чтобы иметь возможность без всяких помех обсуждать с ней различные достоинства и таланты своего экс-супруга. И обе женщины еще долго с восторгом вспоминали волнующие моменты, когда Наполеон, изменяя то одной, то другой, приглашал их поочередно разделить его ложе…

После чего Жозефина отправилась к своему любовнику, молодому Теодору де Турпен-Криссе, звание камергера которого включало весьма обширный круг обязанностей…

Этот двадцативосьмилетний молодой мужчина был довольно талантливым художником, которого императрица взяла к себе на службу для оказания интимных услуг уже года два назад. Он косвенным образом оказался причастным к разводу венценосных супругов.

Графиня Кайльмансеге – очаровательный секретный агент императора – в самом деле написала в своих «Мемуарах» следующее: «Развод Наполеона с Жозефиной не перестает причинять мне довольно глубокое огорчение, хотя я знаю, что никакие политические соображения не смогли бы заставить императора пойти на такой тяжелый для него самого и для Жозефины шаг, если бы она вела себя по отношению к своему супругу в соответствии со своим возрастом и занимаемым положением.

Всего несколько человек были в курсе того, что в отсутствие императора и несмотря на искреннюю привязанность, которую она к нему питала, у Жозефины была тайная связь, что, впрочем, соответствовало ее привычкам, с одним из самых молодых камергеров ее двора, господином Турпен-Криссе.

Враги императрицы не упустили случая, чтобы довести до сведения Наполеона доказательства ее измены. Вполне вероятно, что это обстоятельство придало императору мужества заглушить угрызения своей совести»15.

С той поры юный аристократ повсюду сопровождал Жозефину, всегда готовый на любом диване или коврике предоставить ей то успокоительное для ее нервной системы средство, в котором она постоянно нуждалась. Она была столь пылкого темперамента, что мадам де Буйе в своих дневниках писала о том, что «порой ее заставали с любовником в прихожей, гостиной или же прижатой к стене для равновесия»…

В начале 1810 года герцог Мекленбург-Шверинский попросил руки Жозефины, и господин Турпен-Криссе испугался, что потеряет свое теплое место. Однако императрице не хотелось терять средства, которые ей выплачивал на содержание Наполеон, и она выпроводила герцога с пустыми руками…

И тогда красавец Теодор последовал за дамой своего сердца в Мальмезон, Елисейский дворец, Наваррский замок, Женеву, Шамоникс, Экс. И везде он с большим усердием выполнял три или четыре раза на день сладостную работу, ради которой его и держали…

Такие усилия заслуживали поощрения. И в 1811 году Наполеон, знавший не понаслышке о темпераменте Жозефины, назначил сделать господина Турпен-Криссе имперским бароном…