Павел Войнович - Воин под Андреевским флагом

«29-е октября. Г. Бригадир послал одного Офицера в Константинополь с письмом к российскому резиденту, причем также сему Офицеру поручено было осведомиться, каким образом турки салютуют, на что Офицер привез ответ, что хотя резиденция или Сераль требует салютации от всех народов, но никогда им на то не отвечает, а для того г. Бригадир и приказал в сумерки идти в гавань.

30. До свету стали мы на якорь. Около полудня пришел к нам Капитан-Паша со своим флотом. Мы весьма опасались не искусных в мореплавании турков: ибо они при бросании якорей и при перемене ветра с нами сталкивались, что, однако ж, почти всегда оканчивалось им во вред: ибо их корабли так были гнилы, что когда наши матросы, дабы с ними не столкнуться, одерживали шестами, то пробивали их насквозь и валяли каюты…

3-го ноября г. Бригадир, переехав на берег, жил в Пере, где обыкновенно живут все чужестранные посланники и министры. Того ж дня Капитан-Паша ехал торжественно к великому Визирю на аудиенцию; турецкие галеры вышли из Терсганы ему навстречу с великим криком и с множеством флагов. Капитан-Паша переехал в подаренной ему от Султана перед его отъездом шлюпке на большую галеру, называемую Бастарда, на коей приехав в гавань, вышел на крутой берег, и тут сев на лошадь, ехал великолепно к Серальскому саду, при провожании турок и при пушечной пальбе со всех турецких и иностранных кораблей. Султан ожидал его там в назначенной для того беседке и принял со всяким великолепием восточных народов.

4-го ноября ездили мы на шлюпке для точнейшего осмотрения гавани. От натуры столь оная превосходна, что всякой военной корабль с полным грузом подходит при Терзгане (т. е. Арсенале) к самому берегу и на нем привязываются к врытым в землю железным сваям. Мы видели новый литейный дом, расположенный бароном Тоттом по французскому манеру. Пушки льют там целыми, а после высверливают, становя их перпендикулярно, а не горизонтально.

От 5-го до 21 ноября, не происходило ничего достопамятного, а время препровождено на балах и пиршествах.

22-го ноября. Капитан Марко Войнович ездил чрез Босфор в Черное море для изведывания свободного проезда.

16-го декабря капитан возвратился из Крыма благополучно».

С 8 по 17 января «Слава» перешел обратно в Аузу. Из-за повреждений фрегат второй рейс в Крым сделать не смог и в следующем году перешел в Ливорно, где был продан на лом, а экипаж отправился в Россию. (Но название фрегата не кануло в Лету. Впоследствии «Славой» назвали 38-пушечный четырехмачтовый фрегат Балтийского флота, участвовавший в войне со Швецией 1788–1790 гг.: в боях у островов Готланд, Эланд, в Ревельском и Выборгском сражениях, а также в войнах с Францией 1792–1797 и 1798–1800 гг. В XIX веке кораблей с этим именем в военном флоте не было, и лишь в 1905 году вступил в строй броненосец «Слава», героически и с немалым успехом сражавшийся в Первую мировую войну в Рижском заливе с превосходящими его по дальнобойности немецкими линкорами «Эльзас», «Брауншвейг», «Нассау», «Позен» и в Моонзундском сражении – с «Кенигом». Командующий немецкими морскими силами Балтийского моря принц Генрих писал: «Уничтожению «Славы» приписываю моральное значение».

Cразу четыре «Славы» значились в списках кораблей и судов большевиков в годы Гражданской войны. Впрочем, три из них были вскоре переименованы, а четвертое прослужило всего год.

В 1957 году в «Славу» переименовали крейсер «Молотов», участвовавший в 1941 году в обороне Севастополя и в Керченско-Феодосийской десантной операции.

Боевой флаг этого крейсера в 1983 году был поднят уже на новом ракетном крейсере «Слава» – флагмане современного Черноморского флота. Крейсер оснащен самыми передовыми видами вооружения: при вводе в строй этот корабль уже обладал тремя (!) космическими системами связи, навигации, разведки и целеуказания. В ходе ремонта в 1996 году крейсер переименовали в «Москву».)

За три с половиной военных года Марко Войнович сделал стремительную карьеру, дослужившись от мичмана до капитан-лейтенанта – и это в 24 года! Ему поручали командовать уже эскадрами.

Однофамильцы и самозванцы

Надо заметить, что во многих документах той поры братья Иван и Марко Войновичи обозначаются одинаково: «граф Войнович», что приводит иногда к путанице. У некоторых авторов встречается, например, утверждение, что якобы Марко Войнович в 1769 году в команде генерал-майора князя Ю.В. Долгорукова участвовал в поимке самозваного «императора Петра III» – Степана Малого в Черногории. В отличие от российского «Петра III» – Емельяна Пугачева, Малый действительно внешне походил на императора и был довольно образованным: знал, например, несколько языков. Для поимки этого самозванца граф Орлов направил в Черногорию отряд из 26 офицеров. Но пока русские занимались поимкой, за ними самими стали охотиться венецианцы и турки в горах и на побережье. За голову Долгорукова турецкий султан назначил награду в 5 тысяч червонцев (целое состояние по тем временам!). В записках самого князя из его подчиненных особо отмечается «весьма для меня нужной человек венецианской подданный граф Войнович, уроженец Кастель-Нова, – на самой границе Черногорской, человек очень верной, проворной и свою родину и язык знающий, так как и Итальянской». Однако здесь мы имеем дело с путаницей: ловить самозванца помогал Иван – в записках другого участника операции он назван по имени.

И если бы не находчивость и умение Ивана, много раз находившего выход из тупиковых ситуаций, вряд ли бы его товарищам суждено было вернуться в Италию. Схватив Степана Малого, князь Долгоруков через несколько дней решил на свой страх и риск… отпустить его. Оценив обстановку, Долгоруков понял, что, во-первых, самозванство Степана не является его серьезной программой и, во-вторых, что этот лидер – единственная реальная сила в Черногории, способная противостоять туркам и венецианцам. Мало того, по освобождении князь вручил Малому русский офицерский мундир, собственноручно выписал ему патент на чин поручика и от имени императрицы поручил управление Черногорией, назначив «главным правителем народа». К тому же снабдил его сторонников порохом и оружием. Благодарный Степан вызвался быть провожатым русского отряда по ночной горной дороге из тогдашней столицы Цетинье к берегу моря у Будвы. Чтобы оттуда добраться через море до Италии, требовалось найти какое-то судно. Иван, переодевшись в матросскую форму, отправился в родной город Херцег-Нови и достал парусник. Но в море уже крейсировали венецианские галеры и дульциниотские тартаны, извещенные об отряде Долгорукова. Приходилось плыть вдоль побережья ночами. Однако у беглецов не было никаких съестных припасов. Как писал Долгоруков, «тут, должно было прибегнуть к расторопности графа Войновича: он на лодке поехал в городок, венецианам принадлежащий. По обыкновению, его стали расспрашивать, он сказал, что он не смел войти с своим судном по причине, что у него люди больны и есть умершие, что он идет из Македонии с табаком, а от больших штормов все покидал в море и просит, чтобы ему позволено было закупить провизию. При сем разговоре несколько червонцев графа Войновича доставили полное удовольствие. Начальник ему сказал: «Хорошо, что он с больными не вошел в порт и что много доходит известий о погибели в море судов от штормов»; впрочем, дал ему свободу всем снабдиться. Граф Войнович приездом своим нас очень обрадовал и мы весьма весело слушали его рассказы, а бывший с ним славонец нам сказал: «конте лаже, лаже – секретарь пише, пише», то есть: граф врет, секретарь все пишет».