Дмитрий Лихарев - Адмирал Эндрю Каннингхем

4 июня, на следующий день после прибытия Каннингхэма, морскую бригаду подняли в 6.30 утра. После 14-мильного марша морякам предстояло переправиться через реку Дрифт и вступить в бой в 6 милях к северо-западу от города. Через 5 часов морская артиллерия выдвинулась на заданную позицию. Впереди части генерала Френча вели тяжелый бой, по всему фронту рвались снаряды. Перекрывая весь этот шум. отрывисто рявкнули 120 мм пушки, установленные матросами на гребне холмов. Морские орудия принялись крушить конную полевую артиллерию буров.

Поначалу все шло хорошо. Однако вскоре морскую бригаду обошли справа бурские стрелки. В расположении батареи засвистели пули. Появились убитые и раненые. Но худшее было еще впереди. Ближе к вечеру по позиции моряков пристрелялась крепостная артиллерия и буквально засыпала их снарядами. Каннингхэм, занимавшийся подвозом боеприпасов, едва остался жив: его повозку «накрыло раз двенадцать». Лишь перед самым наступлением темноты англичанам удалось окончательно сломить сопротивление буров. 5 июня армия Робертса заняла столицу Трансвааля.

Морская артиллерия заняла оборонительную позицию в 12 милях от Претории вместе с 85-й полевой батареей, а также Уорвикским и Йоркширскими полками. 10 июня армия Робертса начала большое сражение с войсками бурского генерала Боты у Дайомонд-хилла, в 20 милях от Претории. Цель этой операции состояла в том, чтобы окончательно отбросить буров от их столицы и, по возможности, постараться окружить и уничтожить их.

«Мы выступили около 6 утра и были на марше до 10.30», — писал Каннингхэм родителям, — «пока не наткнулись на ферму с апельсиновым садом и некоторым запасом фуража. Узнав, что муж доброй леди отсутствует в течение последних 6 месяцев, воюя против нас, мы конфисковали фураж для наших мулов и апельсины для себя. Затем мы приступили к завтраку, но не просидели и 10 минут, как появился совершенно не считающийся с интересами людей бригадный генерал и приказал нам двигаться дальше…Мы прошли около 3 миль, когда какая-то бурская пушка имела наглость выпустить в нас 4 снаряда… Мы развернулись и вступили в сражение, сделав 30 или 40 залпов, но они остались без ответа. Простояв на позиции еще полтора часа, мы получили приказ присоединиться к гвардейской бригаде».

Участие морской бригады в сражении у Дайомонд-хилла, по сути дела, ограничилось разграблением придорожной фермы и безрезультатной дуэлью с одинокой бурской пушкой. Тема мародерства вообще занимает довольно большое место в переписке и воспоминаниях Каннингхэма об англо-бурской войне, и он пишет об этом с видимым удовольствием. «Душой нашей компании был лейтенант военного флота из Австралии по фамилии Колкухаун, выдающийся фуражир. Наказания за мародерство были очень суровыми, но Колкухауну обычно удавалось заставлять бурских жен расставаться со своими гусями, цыплятами, утятами, маслом, яйцами и т. д, поэтому мы жили весьма прилично. В один прекрасный день, когда Колкухаун верхом на лошади отрезал дорогу одной весьма симпатичной свинке, ему навстречу попался лорд Роберте. Фельдмаршал тактично отвернулся в другую сторону. Он также был хорошо знаком с австралийскими солдатами. По мере продвижения армии их, как правило, отряжали подгонять овец и крупный рогатый скот в качестве провианта. Нередко стада овец на пути к интендантским подразделениям прогоняли через лагерь морской бригады. За то время, пока стадо обходило нас, 2–3 жирные овцы неизменно бывали зарезаны и освежеваны».

Сражение у Дайомонд-хилла закончилось поражением буров. Однако окончательного разгрома им удалось избежать. Армия Боты, разбитая, но не побежденная, ускользнула буквально «между пальцев» и превосходящих сил англичан. С 24 июня началось изнурительное преследование армии буров в направлении Белфаста, длившееся до конца августа. Морские артиллеристы тряслись в своих повозках вслед за армией, стремительно наступавшей в восточном направлении.

Одно время им приходилось изо всех сил поспевать за кавалерией. В такие моменты морская бригада представляла собой довольно странное зрелище: бодро трусившие упряжки мулов, которые тащили пушки и повозки с боеприпасами, и бегущие рядом моряки, зачастую босые, которые время от времени запрыгивали на повозку или лафет, чтобы передохнуть. Моряки, естественно, отставали за день на несколько миль, зачастую добирались до привала только к ночи, обнаружив бивак, уже оставленный кавалеристами. На горные перевалы неуклюжие длинноствольные корабельные орудия приходилось затаскивать буквально на руках. 25 августа армия достигла Белфаста, где буры вновь решились дать бой англичанам. 26–27 августа у стен этого города разыгралось крупное сражение. «Нас разбудили бурские снаряды, рвавшиеся повсюду. Мы стреляли по весь день с небольшими перерывами, а они стреляли в нас не только из пушек, но и из винтовок. У нас никто не пострадал, зато мы подбили у них две пушки. На следующий день, в субботу до 8 утра было тихо, потом опять началась стрельба. Вечером мы двинулись на Мачадодорп, а через четверть часа началась настоящая битва, и хотя мы не сделали ни одного выстрела, сами больше часа находились под сильным обстрелом. Весь следующий день мы вели дуэль с „Длинным Томом“ — 6-дюймовым орудием буров…». После сражения под Белфастом армия получила кратковременный отдых. В начале сентября в столицу Трансвааля прибыл профессор Каннингхэм. Его включили в состав Королевской инспекционной комиссии, которой надлежало проверить качество медицинского обслуживания армии в Южной Африке. 5 сентября лорд Роберте вызвал к себе мичмана Каннингхэма и сказал, что разрешает ему съездить в Преторию повидаться с отцом.

Морская служба в африканских водах и, особенно, война так изменили вчерашнего мальчишку, что профессор Каннингхэм не узнал сына. Перед ним стоял пропахший пороховым дымом, загорелый до черноты жилистый крепкий парень с холодным уверенным взглядом светло-голубых глаз. Между членами комиссии последовала дискуссия, не будет ли нарушением Женевской конвенции, если мичман Каннингхэм, комбатант по своей сути, поедет в госпитальном поезде, в котором обосновались комиссионеры и передвигались на нем по всей стране. В конечном итоге председатель комиссии лорд Джасти Ромер решил вопрос в пользу Каннингхэма. С высоты событий циничного и жестокого XX века такое обсуждение выглядит трогательным и наивным. Однако люди XIX века относились к этим вопросам серьезно, а прогрессивная европейская общественность в году англо-бурской войны настойчиво боролась за запрещение оружия массового уничтожения… пулемета Максима.

Мичман Каннингхэм с большим комфортом провел целую неделю в госпитальном поезде, прежде чем вновь отправиться к своим пушкам, которые уже находились на подходе к Комати Поорту, что на границе Трансвааля с Португальской Восточной Африкой. В район боевых действий Каннингхэм добирался вначале как обычно, в товарном вагоне, а остаток пути на специальном поезде лорда Китченера. Там он впервые встретился с лейтенантом Уолтером Кауаном, впоследствии одни из известных боевых адмиралов Первой мировой войны, с которыми судьба сведет Каннингхэма еще не один раз. Кауаи находился при особе Китченера в качестве его военно-морского адъютанта. Уже в то время имя Кауана на флоте было у всех на слуху и мичман Каннингхэм разглядывал блестящего офицера во все глаза. В возрасте 29 лет у Кауана, наверное, уже имелось больше боевого опыта и больше боевых наград, чем у иных адмиралов.