Збигнев Войцеховский - Раневская, что вы себе позволяете?!

Это первый «пункт», который не позволяет создать биографию Фаины Раневской этакой интригующе-детективной. Не было у нашей героини главных ролей. Значит, не было и неких тайных и явных эпизодов в связи с назначением на эти роли. Нет возможности у нас разобрать ее игру в том или ином спектакле как сотворившую отличительный от традиционности образ.

А дальше — больше. Мало того что Фаина Раневская не играла главных ролей, так и личная ее жизнь никакая. Никакая в том смысле, что в ней нет семьи. И никаких долгих и драматических связей.

Возьмите биографию любого сегодняшнего артиста. Там — два-три развода, пять свадеб, четыре скандала, внебрачный ребенок (лучше — два), дележка имущества, драка с бывшим (бывшей) в ресторане в Париже… Это же захватывает, не правда ли? Вон Киркоров родил себе девочку (или мальчика?). Вон Пугачева меняет уже какого по счету мужа. Ну как, работая над биографической книгой актера, обойтись без его личной жизни? Без скандалов в высшем свете? Без тайных любовников, страшных семейных потрясений, пьянства мужа, измены жены, скелетов в шкафах и сундуках? Без детей-транжир, сыновей-алкоголиков, дочерей-проституток и — обязательно — полного разочарования в наследниках? А еще ссор с родителями, скандалов с тетушками и тайных инцестов с дядюшками?

Увы, нам придется.

Потому что ничего подобного в жизни Фаины Раневской не было. Почему не было — об этом мы поговорим отдельно чуть ниже. Очень уж обширная тема, не влезет она в один-два абзаца.

Фаина Раневская не оставила после себя полноценной, весомой такой автобиографической книги. Сколько ее ни уговаривали — она отказывалась. В конце концов одному издательству удалось все же упросить актрису. Раневская даже получила аванс. Начала писать — и выбросила все исписанные листы, а деньги вернула. Позже ее подруга уговорила написать хотя бы очень немного. Раневская согласилась. Но закончить работу уже не успела. Сохранилось всего полтора десятка страниц.

Одно время к ней, что называется, пристал как банный лист Глеб Скороходов, журналист с предложением написать книгу. Раневская вначале ему ответила: «Как можно выставлять себя напоказ? Это нескромно». Они много говорили на эту тему, в конце концов Раневская сказала Скороходову, чтобы он записывал что-нибудь из того, что она будет рассказывать. Смотришь — получится что-то интересное. Глеб Скороходов стал приходить на встречи с Раневской с блокнотом и ручкой. В этих встречах есть один показательный момент.

Память у Раневской была исключительная, она помнила почти всю свою прошлую жизнь в мельчайших подробностях, особенно если это касалось людей, которых она любила. Иной раз Раневская, рассказывая о своем прошлом, увлекалась: она в таких случаях предупреждала Глеба, что этого записывать не нужно, но рассказать ей хотелось. Тем не менее он делал наброски в блокноте, говоря, что, мол, это же черновой вариант, в книгу это не попадет, может быть выброшено в любой момент. На что Раневская заметила: «Все, что запечатлено на бумаге, делается свидетельством, документом».

Думается, именно понимание всей силы бумажной записи сдерживало Раневскую от написания мемуаров. Она, при всей своей колкости и ехидстве в повседневной жизни, в разговорах, знала, что сказанные слова не идут ни в какое сравнение с записанными.

Книга Глебом Скороходовым, кстати, была написана. После долгого обсуждения с Раневской рукопись решено было отдать почитать двум разным людям. И если один (Феликс Кузнецов) отозвался о тексте с восторгом, то Ирина Вульф высказалась крайне отрицательно. Она сказала, что Раневская — мстительная, вредная, что она наврала, что она не уважает людей, ни о ком не сказала доброго слова… Раневская забрала рукопись и отказалась издавать ее книгой. Сколько Глеб Скороходов ни просил вернуть текст — Фаина Георгиевна была непреклонна.

Она не хотела оставлять после себя такие строчки, которые могли бы кого-то обидеть спустя долгие годы… «Воспоминания — невольная сплетня», — писала Раневская. И вообще, она была уверена: «Писать должны писатели, а актерам положено играть».

Фаина Раневская за свою жизнь сменила множество театров, она играла в самых разных городах России. Об этом человеке нельзя сказать, что она прожила «короткую, но такую яркую жизнь, которая пронеслась, словно падающая звезда по небосклону, озаряя нас…» — и прочее в этом духе. Да нет же, жизнь Фаины Раневской проходила, в общем-то, ровно, без особых встрясок и падений и была долгой — она прожила 87 лет. Не было скандальных историй городского и союзного уровня, разоблачений и мести. Она не увлекалась алкоголем, не запивала по месяцам, ее не выгоняли из-за непримиримости.

Личная жизнь Фаины Георгиевны прошла так же ровно и спокойно: у нее не было громких связей с сильными мира того (в отличие, скажем, от той же Орловой и многих других). Фаина Раневская не влюблялась страстно и не теряла голову, не совершала из-за любви попыток суицида, не выцарапывала глаза соперницам и не устраивала драк с тасканием их за волосы.

Раневская написала правду о своей жизни — скучная.

И тем уникальнее! Да, именно так: среди серой своей жизни она сама была ее украшением: ироничная, правдивая, умнейшая женщина, великая актриса.

Хотелось ли Раневской, чтобы ее жизнь была ярче? Испытывала ли она неудовлетворение от своей вот такой жизни? Да, так было. Об этом могут свидетельствовать десятки цитат из ее воспоминаний, сотни реплик, которые запомнили ее друзья. Например, такую:

— Фаина Георгиевна, как Ваши дела?

— Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью повидло.

И все же мне бы хотелось усомниться в этом. И вот почему.

Фаина Раневская была на редкость открытым, глубоко ироничным, даже саркастичным человеком. Она была безжалостно правдива во всем, что ее окружало, она была неистова в своем желании не играть, но жить. Причем не только на сцене — сценой для нее была вообще вся ее жизнь. Так вот, такие люди в первую очередь безжалостны к самим себе. И весь тот сарказм, вся та безжалостная ирония, с которой Фаина Раневская говорит о своей собственной жизни, мне лично кажется немножко преувеличенной. Впрочем, так и должно было быть. Раневская понимала и трезво оценивала свои способности как актрисы. Она прекрасно видела, что театр в целом и она сама лично могли бы сделать больше, глубже. И именно вот эта половинчатость, с которой игрались многие вещи (мы это еще увидим на примере многих спектаклей), выводила Раневскую из себя. Из тех цитат, которые сохранились и передают отношение Раневской, скажем, к режиссеру Завадскому, может сложиться впечатление, что она была в чем-то склочницей, вечно недовольной, всю вину спихивающей на одного режиссера. Но это очень ошибочно. Когда Фаина Раневская видела настоящую причину бездарности и убогости, она била во все колокола и стучалась именно в те двери, за которыми могло быть принято решение. Было, она писала письмо министру культуры, резкое, ультимативное и злое, где прямо заявляла: если не будет принято надлежащих мер, она вовсе уйдет из спектакля, поскольку в том виде, как он играется, дальше играть нельзя.