Николай Молчанов - Генерал де Голль

Позднее один из самых компетентных биографов Де Голля, Жан-Раймон Турну, приводя высказывание Барреса, в котором концентрируется его политическая философия, о том, что «национализм правит вселенной», подчеркнет: «Это очень точно соответствует мыслям генерала».

В дни молодости де Голля кроме Бергсона, Пеги, Барреса и другие духовные кумиры кружили головы буржуазной молодежи. Среди них надо назвать хотя бы Шарля Морраса, шумно и претенциозно рекламировавшего свой «интегральный национализм». Многие взгляды Морраса совпадали с идеалами, уже приобретенными тогда де Голлем. Однако он совсем не разделял, хотя и не без сожаления, убеждения Морраса в жизненной необходимости для интересов Франции восстановления монархии. Де Голль понимал, что этот архаичный роялизм еще больше углубит внутренние конфликты французского общества. К тому же в своей ненависти к демократии Моррас доходил до крайних эксцессов мракобесия, которое компрометировало националистическую идею. В будущем Моррас закономерно окажется официальным философом Петэна, то есть во враждебном де Голлю лагере. Тогда-то генерал и бросит фразу: «Моррас имел столько ума, что стал сумасшедшим». Но как бы там ни было, нельзя не отметить сходства некоторых политических идей де Голля со взглядами Морраса, с его предпочтением политики и волюнтаризма.

Между прочим, позднее, выпустив свою первую книгу «Раздор в стане врага», де Голль пошлет ему экземпляр с дарственной надписью: «Шарлю Моррасу с почтительным уважением — 24 марта 1924 — III. де Голль».

В связи с влиянием Шарля Пеги, Мориса Барреса и других писателей, вдохновлявшихся патриотическими идеалами, говорят, что на военное поприще де Голля звала поэзия, а не военная труба грубого шовинизма. Действительно, де Голль далек от вульгарно-шовинистических, расистских взглядов «Лиги патриотов», возглавлявшейся полупомешанным фанатиком Полем Деруледом, самым крайним из всех поборников реваншистской войны. Нет, его идея нации, родины по-своему возвышенна и поэтична. И он искренне верит в нее, как и в то, что во Франции именно армия больше всего хранит и культивирует столь дорогие его сердцу традиции прошлого. Но все это не только не исключает, но, напротив, подчеркивает социальную обусловленность его позиции, определявшуюся происхождением, средой, воспитанием. Националисты всегда очень умело присваивали себе монополию на благородство, бескорыстие, героические доблести. Тому, что в действительности было корыстным и низким соперничеством капиталистических государств, они придавали вид сентиментальных идеологических конфликтов.

Конечно, де Голль по своим взглядам стоит выше примитивного шовинизма «Лиги патриотов». Но не заключается ли вся разница в уровне образованности, в том, что он принадлежал лишь к интеллигентной части буржуазии, обладавшей более или менее высокой культурой? К тому же он воспринял исключительно консервативный, реакционный ее аспект. А ведь в годы молодости Шарля де Голля французскую культуру блестяще представляли, например, и такие люди прогресса, как Жан Жорес в политике, Ромен Роллан и Анатоль Франс в литературе. Они были ничуть не меньшими патриотами, чем Пеги или Баррес. Однако их патриотизм носил прогрессивный, гуманный, народный характер. Он сочетался с действительно благородными стремлениями к справедливому социальному переустройству французского общества. Не поэтому ли они и оказались бесконечно далекими от того пути духовного развития, каким шел де Голль и многие молодые люди его возраста, выросшие и воспитанные в буржуазном окружении? А среди них уже глубоко укоренились настроения и взгляды, неуклонно развивавшиеся после франко-прусской войны и теперь резко усилившиеся в связи с возрождением мощи Франции и угрозой новой войны в Европе, особенно ощутимой на фоне непрерывных конфликтов во франко-германских отношениях.

Ромен Роллан в знаменитом романе «Жан Кристоф» прекрасно показал развитие националистических и милитаристских настроений среди тогдашней буржуазной молодежи Франции. Он пишет: «Этим детям, знавшим войну только по книгам, ничего не стоило приписать ей несвойственную красоту. Они стали агрессивными. Пресытившись миром и отвлеченными идеями, они прославляли „наковальню сражений“, на которой им предстояло окровавленным кулаком выковать когда-нибудь французское могущество».

Ромен Роллан был великим реалистом и в своих произведениях создавал типичные образы и ситуации. И это подтверждает, в частности, пример де Голля. Вот что он пишет в мемуарах, вспоминая молодость: «Должен сказать, что в ранней юности война не внушала мне никакого ужаса и я превозносил то, чего мне еще не пришлось испытать. Я был уверен, что Франции суждено пройти через горнило величайших испытаний. Я считал, что интерес жизни состоит в том, чтобы совершить во имя Франции выдающийся подвиг, и что наступит день, когда мне представится такая возможность».

…Летом 1908 года, успешно закончив в Бельгии коллеж Святого Сердца, Шарль де Голль возвращается в Париж. Его решение стать офицером было одобрено родителями, так же как и выбор военного учебного заведения. Специальная военная школа Сен-Сир, наравне с Политехнической школой, открывала свои двери далеко не всем. Здесь, как и раньше, воспитываются сыновья «приличных семейств», прежде всего дворянских. Другие военные школы, вроде Сен-Мексанской и Сомюрской, предназначались для выходцев из мелкой буржуазии. Молодому человеку, окончившему Сен-Сир, уже одно только это обстоятельство открывало путь к успешной карьере. Поэтому поступить туда было не так-то просто. Но отец Шарля де Голля был спокоен за своего сына. Иезуиты издавна контролировали набор в Сен-Сир; туда попадали почти исключительно их воспитанники, составлявшие потом элиту армии. Правда, сейчас иезуиты официально изгнаны. Но тайно, обходными путями они сохраняли свое влияние. Поэтому Шарль де Голль не удивился, когда, войдя в подготовительный для поступления в Сен-Сир класс коллежа Святого Станислава, он встретил среди преподавателей людей, хорошо знакомых ему по учебе в иезуитском коллеже на улице Вожирар. Здесь и его отец заведует учебной частью.~

А через год, в августе 1909 года, Шарль де Голль успешно сдает вступительные экзамены в Сен-Сир. Для него эти экзамены, о трудности которых ходили легенды, оказались легкими. Но не потому, что у него была хорошая учебная подготовка. Дело здесь заключалось кое в чем другом. Еще до экзаменов надо было пройти специальную комиссию, составленную из офицеров и, как правило, бывших воспитанников иезуитов. Комиссия определяла «общую пригодность», которая зависела от происхождения, семейных связей, репутации. Только «благонадежные», только «благонамеренные» могли успешно пройти испытание. Это был хорошо налаженный механизм социального отбора, который обеспечивал безупречную реакционность офицерской касты. Данные Шарля де Голля позволяли без труда обнаружить «общую пригодность», и его приняли.