Евгения Путилова - …Началось в Республике Шкид

Рукопись была пущена в производство, и в начале 1927 года «Республика Шкид» Г. Белых и Л. Пантелеева появилась на полках магазинов и библиотек.

Литературным псевдонимом А. И. Еремеев взял свою шкидскую кличку. Но ни Ленькой Пантелеевым, ни Леонидом Пантелеевым он после этого не стал. Буква «Л» в его литературном имени никак не расшифровывается.

Глава 3

«Республика ШКИД»

Для меня эта книга — праздник

По воспоминаниям Маршака, из библиотек стали сразу же приходить сведения, что «повесть читают запоем, берут нарасхват».

Чем же можно объяснить такой успех книги? Может быть, сама тема, сам материал были достаточно экзотичными? Вряд ли: книг о правонарушителях имелось в то время немало и удивить читателя рассказом о каком-нибудь исправительном учреждении было бы довольно трудно. Удивить могло лишь повествование, открывавшее читателю что-то новое, острое, яркое.

…Середина 20-х годов знаменовалась приходом в литературу многих молодых писателей. «Мы входили в литературу волна за волной, нас было много. Мы приносили свой личный опыт жизни, свою индивидуальность», — писал А. Фадеев, размышляя над истоками и начальным периодом развития молодой советской литературы.

Почти одновременно с «Республикой Шкид» выли в свет книги молодых писателей, отразившие бурное и еще не устоявшееся время начала 20-х годов. Новая жизнь, сложная, полная внутренней борьбы, требовала осмысления. Прежний мир уходил в прошлое, ломались многие старые традиции. Казалось (особенно молодым людям): все, что было прежде в быту, в общении в учебе, безжалостно обречено на слом.

В одной из замечательных книг тех лет — «дневнике Кости Рябцева», Н. Огнев нарисовал школу, ищущую новые формы обучения, новые формы отношений между учителями и учащимися. Герой повести Костя Рябцев и его друг Сережа Блинов, ученики шестого класса, ставят под сомнение все, что происходит в школе. Нужны ли, например, танцы: ведь в них «нет ничего научного и разумного», и не проявляется ли в них идеологическая невыдержанность? Нужен ли сегодня Шекспир, ибо в «Гамлете» Костя обнаруживает массу неувязок и «страшно много бузы». Правда, он готов что-то и простить Шекспиру, «потому что пьеса написана чуть ли не пятьсот лет тому назад, и Шекспир писал для королевы, а не для пролетариата».

Не пора ли вообще отменить понятие «дети», как отжившее и буржуазное? Считать или не считать предрассудком привычку причесываться и умываться? Обязательно ли здороваться, особенно с учителями? «А если ученику не до здорованья?»

Много еще в чем сомневаются учащиеся, но в одном пункте у них нет колебаний: совершенно необходимо вести «идеологическую» борьбу с учителями, или, как их называли тогда, школьными работниками, а сокращенно — шкрабами.

Вступая в эту борьбу, ребята, кажется, руководствуются железной логикой: если во всей стране взяло власть в свои руки большинство, почему это не касается школы? Разве нормально, когда все дела решаются горсточкой шкрабов, а ученики, таким образом, оказываются чуть ли не на положении крепостных крестьян? «Я окончательно решил, — говорит Сережа Блинов, — произвести в школе революцию». Каким ударом для него становятся слова старшего и опытного товарища, объясняющего, что никакой борьбы с учителями ему вести не следует, потому что «школа хотя и не без дефектов, а идет нормально» и учителя вполне «соответствуют своему назначению».

Рассказывая в «Моем поколении» о своих товарищах, подростках 20-х годов, Б. Горбатов рисует схожие ситуации школьной жизни. И здесь педагоги бочком, осторожно проходили через толпу ребят в учительскую, и здесь ребята требовали, чтобы вопросы, какие предметы нужны, какие нет, каких учителей оставить, каких убрать, кого принимать и переводить в следующую группу, и многие другие проблемы решала высшая власть в школе: школьный совет. По предложению главного героя повести Алеши Гайдаша старостат переименовывается в исполнительный комитет учащихся, а сам он становится председателем исполкома.

Это было время, когда наличие мамы и папы могло послужить отрицательной характеристикой для приема в комсомол; когда возникали страстные споры о том, позволено ли комсомольцу носить галстук, имеет ли право комсомолка выходить замуж или вообще думать о личной судьбе, о личном счастье: не будет ли это знаменовать собой измену идеалам революции? Уличенная в том, что у нее на окнах занавески, а на стенках картинки, героиня повести «Мое поколение» Юлька с горечью думает о себе: «Не будет из меня коммунистки».

Вместе с тем Костя Рябцев, Алеша Гайдаш, Юлька — герои, привлекательные своей искренностью, своими чистыми мечтами построить мир «по-новому, по-хорошему, на новых и справедливых началах». Только в головах этих ребятах многое перепуталось: маловато имелось у них знаний, были они слишком поспешны в этом своем стремлении переделать мир. Они не знали самых элементарных вещей, они не представляли себе, как растет пшеница и что такое простые дроби. Им надо было понять: прежде чем переделывать мир, они должны были во многом переделать себя.

Всем своим внутренним настроем, всей своей идейной направленностью «Республика Шкид» примыкала к этим книгам, она отвечала на самые острые вопросы, поставленные жизнью перед молодым поколением. Именно поэтому повесть далеко вышла за пределы собственно «правонарушительской» темы. Авторы повели в ней необычайно актуальный для литературы 20-х годов разговор: о человеке, его возможностях, которые могут пропасть, погибнуть или, напротив, открыться, выказать себя с огромной силой.

Ощущение нового времени, когда уходил в прошлое старый мир и в борьбе создавался совсем иной, определяет жизнерадостный настрой книги. И успех «Республики Шкид» в ряду других книг о молодом поколении, вероятно, был в большой степени обусловлен тем, что читатель сумел увидеть судьбы героев не только в начале их трудного пути, не только в движении, но в результатах, в ощутимых итогах; читатель сумел заглянуть не только в настоящее героев, но и в их будущее.

«Республика Шкид» поражает яркостью красок, непосредственностью, остротой: ведь ее авторы еще не остыли от буйного темпа жизни школы; в каждом событии, описанном здесь, в каждой главе как будто заложен заряд пороха. Достаточно посмотреть в оглавление, чтобы убедиться, сколько смешного, драматического, таинственного и увлекательного собираются преподнести читателю авторы: «Кладбищенский рай», «Роковой обед», «мокрая идиллия», «Руки вверх», «Монашенка в штанах», «Любовь и мыло»…