Валентин Медведев - Чтобы ветер в лицо

В Ерши генерал только для того и заехал, чтобы посмотреть, как стреляют девушки, в форме ли все они снайперской, потому что близилась отправка снайперов в батальоны его дивизии.

На полянку высыпало все население запасной, даже ротный повар пришел. Зрелище готовилось неслыханное, ну и, конечно же, невиданное. Целый взвод снайперов-девушек на линии огня! — такое раз в жизни можно увидеть.

Отстрелявшись, девушки принесли свои мишени генералу. Он рассматривал каждый листок внимательно и приговаривал: «Славно, славно». Мишени пошли по рукам. Было чему дивиться! Все десять пуль оставили след в черном яблочке каждой мишени.

Комдив подошел к девушкам, кивнул головой в сторону передовой:

— Они теперь бегают, шустрыми стали, так вот, забыл я спросить, как вы сильны по бегущим. Ну скажи, ефрейтор, — обратился генерал к стоявшей неподалеку Шаниной, — скажи, как там у вас в школе по этому предмету получалось, были отличники, пятерочники? Только по-честному, предмет трудный, да еще когда мишень на всю железку запущена. Ну, так как, есть такие, пятерочницы? — спросил он у густо покрасневшей Розы.

— Ага, товарищ генерал, есть такая! — ответила за нее Саша Екимова, мгновенно, твердо, будто только и ждала такого вопроса.

— Кто же она такая? — глянул генерал на Сашу Екимову.

— А вот она, товарищ генерал, наша Шанина, — выпалила Саша, — у нее грамота за поражение движущихся мишеней, товарищ генерал, а благодарностей сколько! — Позабыв о самых простейших обязательных нормах поведения солдата, Саша подняла с земли маленький, с грецкий орех, камешек. — Вот такие, товарищ генерал, такие, сама видела, на лету сшибает!

«Не подумала, сболтнула, предала верную подругу. Кто знал в школе о камешках? Только она, верный друг Розы, потому что это совсем не цирковой номер, потому что Роза Саше призналась, что это она себя испытывает и что каждый человек может сделать, что задумал. Потом еще Роза строго предупредила: „Смотри, не болтать! Скажут, глупостями занимается Шанина“. Конечно, ей теперь достанется от подруги. Ну и пусть, — думает Саша, — а генерал должен увидеть своими глазами, что может сотворить ее самая близкая подруга. Да разве ж можно скрывать такое от Героя Советского Союза, от боевого командира прославленной дивизии!»

— Можешь? — негромко спросил генерал Розу.

— Могу, товарищ генерал, — протяжно, по-северному окая, ответила Роза, и по красивому, вдруг побледневшему ее лицу скользнула недобрая улыбка. — А к чему это, товарищ генерал? — спросила девушка.

— Ты смотри, — взглянув на Авилова, прищурился генерал, — ты смотри какая! «К чему» — спрашивает. К тому, — обращаясь теперь уже к Шаниной, сказал генерал, — что понимаешь, столько лет на свете прожил, три войны прошел, а чтобы пуля такой орешек размолотила в воздухе, не видел, понимаешь, не видел. Пожалуйста, можешь — стрельни для меня, не можешь — не надо стрелять, я тебе на слово верю.

Наступившая тишина отозвалась толчком в сердце. Шагнула в сторону, подняла камешек, молча, движением руки подозвала плечистого молодого солдата и, толчком ладони загнав патрон, сказала:

— Бросай, когда скажу! Да не в зенит, бросай под углом и чтобы свистело. — Молча указала солдату место для броска, вскинула к плечу винтовку.

— Бросай! — отчетливо прозвучало в тишине.

Пуля раздробила камешек на стремительном взлете. Солдаты ждали выстрела попозже, когда брошенный, словно из пращи, камешек сбавит скорость на вершине траектории. Так думал и генерал, даже Саша Екимова была уверена, что пуля сойдется с быстролетной целью где-то там, дальше и выше, в мертвой точке дуги.

Произошло немыслимое, неожиданное, невиданное. Авилов сказал девушкам, что генерал остался доволен их стрельбой, а они приуныли, загрустили. Думали, что с приездом комдива в запасную все переменится, что теперь-то кончится тягостная жизнь в опостылевших Ершах. Для того и старались на стрельбах, переживали, пожалуй, посильнее, чем в школе на инспекторских. Приуныли девушки, а солдатам показалось, что это они от тоски по дому, да еще оттого, что впереди предстоит. А тут еще вдобавок шуточки пошли разные, солдатские. Не злые, совсем даже не обидные. «Приветик, беретик!» или «Как жизнь запасная?» Ну что в этом злого? Привезли для девушек береты. Синие, суконные, со звездочками. Хорошие такие береты, ветром не смахнет, и все-таки это берет, а не какая-нибудь пилотка второго срока службы. Не сами придумали, выдали им такие головные уборы. Так и записано в вещевой книжке: «головной убор», а не берет. А они переживают, девушкам кажется, что нет в жизни ничего невыносимее, чем это осточертевшее «Приветик, беретик».

Война откатывалась от Ершей, только с попутным ветром доносились теперь, да и то редко, приглушенные расстоянием далекие-далекие выстрелы наших дальнобойных. Радуясь успехам наших войск, девушки со дня на день ждали отправки на передовую. И когда Авилов как-то мимоходом спросил Розу, почему это все девчата, будто сговорились, разом перестали писать домой, Роза, горько усмехнувшись, сказала:

— И вы, товарищ старший лейтенант, еще спрашиваете! Ведь стыдно же писать, что мы торчим на этой тихой пристани, когда люди воюют.

Авилов смолчал, потому что и сам возненавидел запасную. Со дня на день ждал, что примут во внимание его рапорты и отправят на передовую.

Недалеко от Ершей в сизой дымке речушка виднеется. Извилистая, непутевая. Белорусы говорят, речка историческая, знаменитая речка, от нее Витебск получил свое название. Он в древности, а об этом свидетельствуют летописи, Витьбеском был, от Витьбы так назван, на месте ее впадения в Западную Двину обосновался. Вот что утверждают белорусы. А девушкам сейчас это безразлично: Витебск или Витьбеск, им бы поскорее из Ершей выбраться.

Вокруг мертвая земля, пепелища, леденящие душу следы недавних боев. Все искромсано, разбито, выжжено. Только печные трубы торчат над черной землей, напоминая прохожему солдату, что здесь когда-то люди жили, были деревни.

Тишина. Даже птиц не видно. А ведь март, солнышко пригревает. Редко проползет заплутавшая полуторка. Спросит водитель на ходу, как отсюда на твердую дорогу выбраться, далеко ли отсюда до КПП, — и пошел, и пошел своей не обозначенной на полевых картах зыбкой, временно прописанной на земле фронтовой дорогой.

Порой забредет легко раненный солдат, передохнет, перекурит, просушит портянки, заправится разогретым концентратом и снова в путь-дорожку до ближайшего перевязочного. Спросят солдата, как там «на передке», что слышно, что видно, а он, вместо того чтобы со знанием дела просветить тыловиков, — сам допытывается, расспрашивает, как там, стоим или продвигаемся? Ну, конечно же, солдату скажут: «Помаленьку продвигаемся, жмем помаленьку». Совинформбюро в эти дни так расшифровывает это «помаленьку»: «Юго-восточнее Витебска наши войска вели упорные бои по окружению большой группировки противника».