Лаврентий Берия - «С Атомной бомбой мы живем!» Секретный дневник 1945-1953 гг

Заложили Высотные Здания, в день празднования 800-летия Москвы[119]. Коба отдыхает, не приезжал. Он этим летом совсем расхворался, уехал пораньше.

Заложили памятные плиты, теперь надо их (не плиты, а «высотки», естественно. — С.К.) поскорее поднять. Это прямое детище Кобы и мое. Вместе думали, он советовался и прислушался. Сам сказал, ты у нас один в Политбюро архитектор, тебе и карты в руки. Я говорю, не карты, а чертежи. Он мне: «Я это и имею в виду».

Вот чем я буду заниматься от души. Мое!

Проехал по Москве, потом поехали в лес. Я русский лес не очень люблю, у нас в горах лучше. Видно дальше, а тут все ровное, легко заблудиться. Но осенью красиво, березы белые, светятся.

Пора и мне отдохнуть.

Снова в Москве. Как на каторгу, а что делать. Коба лечится в Мацесте. Я тоже заезжал, давление пошаливает. Вид у него хороший.

Заходил в ЦК к Кузнецову ленинградскому[120]. Не люблю эти хождения. Вячеслав добился у Кобы, что за работой МГБ будет наблюдать Кузнецов. Коба согласился[121], пришлось тоже соглашаться[122]. А то подумали бы, что хочу прикрыть Абакумова[123]. Виктор давно от меня отстранился. Даже Сергей[124] старается быть сам по себе. Считают, оперились. А кто выдвигал?

Вряд ли из этого выйдет что хорошее. Кузнецов и Виктор[125] — два сапога пара.

Посмотрим.

Вокруг назначения Кузнецова куратором МГБ накопилось много сплетен, неточностей и передёргиваний. Хронология же здесь такова.

20 марта 1946 года, после преобразования Совнаркома в Совмин СССР, по распределению обязанностей между заместителями Сталина по Совету Министров СССР за Л.П. Берией был закреплён контроль в том числе за МВД, МГБ и Министерством государственного контроля.

8 февраля 1947 года, при новом перераспределении обязанностей, за Берией закрепили только МВД, что было логично, потому что МВД много строило для Атомного проекта. Вопросы же МГБ и ряда других ключевых министерств, в том числе МИД, финансов, Вооружённых Сил и др., были сосредоточены, по постановлению Политбюро, в руководящей «семёрке».

Но 17 сентября 1947 года наблюдение за работой МГБ СССР было возложено по предложению Молотова на А.А. Кузнецова, секретаря ЦК. Это не было ущемлением Берии, но скорее было ущемлением Маленкова и Жданова.

Молотов тогда уже мало с кем ладил и даже со Сталиным не всегда находил общий язык. Но и тут можно говорить лишь о неком желании Молотова настоять на своём, а не о сознательной, с далеко идущими целями интриге Молотова.

Вячеслав Михайлович Молотов хотел, как я понимаю, насолить Маленкову, Жданову и, в какой-то мере, Берии. Однако сослужил недобрую «протекцию» Кузнецову. Пожалуй, именно сближение секретаря ЦК Кузнецова и министра ГБ Абакумова усилило карьеристскую жилку у обоих, и не только у них двоих. Вряд ли будет натяжкой связать «ленинградское дело» 1949–1950 годов и «дело Абакумова» 1951–1952 годов (я имею в виду «сталинскую», так сказать, а не «постсталинскую» фазу последнего «дела»).

Но связать не так, как это сейчас делают.

Считается, что Абакумов инициировал и «сфабриковал» «ленинградское дело», но он был лишь вынужден его открыть силой объективных обстоятельств и по мере сил Кузнецова прикрывал. Но поскольку до этого Кузнецов уже заразил Абакумова бациллами карьеризма и политиканства (к чему Абакумов и без Кузнецова был склонен), логическим и психологическим продолжением падения «ленинградцев» стало падение уже Абакумова.

Сталин очень верил в Кузнецова, Вознесенского и Абакумова, но ошибся в них. Они предпочли великой роли системных продолжателей дела Сталина — то есть дела построения развитой социалистической демократии — незавидную и мелкотравчатую роль скрытых завистников Сталина, шушукающих по углам о его старении и мечтающих поскорее занять высшие кресла в государстве для того, чтобы удовлетворять свои амбиции и тешить свою гордыню.

В этом отношении характерна история с книгой Н.А. Вознесенского о советской экономике во время войны, о чём будет сказано в более позднем моём комментарии.

Кузнецову в 1947 году было 42 года, Вознесенскому — 44, Абакумову — 39 лет.

Сталину в этом году исполнялось 68 лет, Молотову—57, Кагановичу—54, Хрущёву—53, Микояну и Булганину—52, Жданову — 51 год.

Маленкову в 1947 году исполнялось 46 лет, Берии — 48 лет.

Эта возрастная «арифметика» естественным образом ставила на повестку если не текущего, то завтрашнего дня вопрос: «Кто будет руководить Советским Союзом через, скажем, 10 лет, в год сорокалетия Октября?»

При этом все, причастные к высшим государственным тайнам, отдавали себе отчёт, что к тому времени СССР будет уже могучей и современной военной державой, уверенно обладающей ядерным оружием.

Возглавить такую страну для любого карьериста, тем более с наклонностями сибарита, было более чем соблазнительно. А Вознесенский и Кузнецов как раз и были карьеристами и потенциальными сибаритами. Потенциальными потому, что у сотрудников Сталина были очень скромные возможности по развитию подобных наклонностей.

Внимательный анализ тогдашней ситуации позволяет понять, что карьеристской, партократической группе «ленинградцев» во главе с Кузнецовым самим ходом дел мешала группа «Берия — Маленков — Жданов». К этой группе мог примыкать Булганин, а естественным лидером этой группы был Сталин. Но интриговать могла лишь группа «ленинградцев», чем она и занималась.

После её устранения (о чём ещё также будет сказано позднее) среди испытанных сталинских соратников тенденция к интриге не могла развиваться, в высшем руководстве остался лишь один, и то тщательно маскирующийся интриган — Хрущёв.

Он-то и реализовал то, что не удалось «ленинградцам» — возглавил страну, любя не её в себе, а себя в ней.

И последнее сейчас…

Будущему брежневскому премьер-министру Косыгину в 1947 году было 43 года. По возрасту он вполне подходил будущим подельникам по «ленинградскому делу», а по биографии — тем более. Уроженец Петербурга Косыгин учился в Ленинграде в техникуме и институте, начинал там работать, вступил там в партию, с июля 1938 года стал заведующим промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б), с октября 1938 года — председателем Ленгорисполкома (Ленсовета), в годы войны был уполномоченным ГКО в Ленинграде, а в довершение всего с июня 1943 по март 1946 года возглавлял СНК РСФСР, передав этот пост будущему подельнику Кузнецова и Вознесенского по «ленинградскому делу» Михаилу Родионову (в 1947 году — 40 лет от роду).