Роми Шнайдер - Я, Роми Шнайдер. Дневник

Просто стыд, что я, дочь кинозвезды, не могла ничего рассказать об этом деле. Правда, я что-то слышала краем уха про съёмки крупным планом, про кинооператора и кулисы. Всё это я худо-бедно приделала одно к другому. Меня слушали раскрыв рты. Это было чуть ли не в первый мой день в интернате.

Я и сейчас помню все эти расспросы. Они меня сильно взволновали. Конечно, я сочиняла тогда что-то другое, чем на самом деле в кино, но всё-таки.

Как бы я хотела увидеть наконец настоящую киностудию! Когда же?

15 июня 1952 года

Опять я давно ничего не записывала. Дни были просто безумные. Хотя я сама в этом виновата.

Вот, сидим с Мони и Марго в беседке. Директриса сюда редко заходит. Можно спокойно заниматься чем хочешь. Мони и Маргит тоже пишут дневники.

В верхнем углу висит большая фигура. Это святой Иосиф. Смотрит прямо на меня. Надеюсь, ему невдомёк, что мы пишем дневник. Директрисе это бы не понравилось. Но беседка устроена очень удобно. Здесь и стол, и скамейка. Прямо идеально.

Из-за книги Карла Мая вышел большой скандал.

Директриса потащила меня на молитву. Сказала: я переполошила всех воспитанниц. При том, что вовсе этого не хотела. Пришлось пообещать, что исправлюсь.

17 июня 1952 года

Вчера опять вышел из-за меня ужасный переполох. Но тут уж я была, правда, ни при чём.

В восемь вечера, как всегда, выключили свет. Я тут же уснула.

Должна сознаться, у меня есть дурацкая привычка. Я разговариваю во сне. Мама говорит, что я это унаследовала от отца. Он всё время разговаривал.

Однажды он вскочил среди ночи и давай бегать по комнате. Мама испугалась, спрыгнула с постели, схватила его и привязала галстуком: она подумала, что это вломился грабитель. Тут папа по-настоящему проснулся и стал объяснять, что случилось. Он, оказывается, вообразил, что он — на охоте. И он в самом деле собрался стрелять — в спальне, среди ночи!

Вот и со мной случилось что-то вроде этого. Все вдруг заорали, захохотали, зажёгся свет. А толстая зануда Вазерль, она спит на соседней кровати, завопила как резаная. Оказалось, я встала прямо во сне и опрокинула на неё свою миску для умывания, а в ней была ледяная вода.

Все подумали, конечно, что я это сделала нарочно. Директриса тут же явилась. Она спит в монастырском флигеле, рядом, и сразу же услышала шум. Был скандал, конечно.

10 июля 1952 года

Наш интернат — семиэтажный, дом очень высокий и узкий. Я думаю, это какой-то старый замок. Кто тут раньше жил, не знаю. У нас шесть спальных комнат. Выбрать, с кем ты хочешь спать в одной комнате, не получается: всех меняют очень часто.

10 сентября 1952 года

Долгие каникулы кончились.

Сегодня со мной произошёл такой случай! Дело было в деревне, по дороге в Зальцбург. Останавливается машина. Классное авто с белым рулём, и такой мужчина там сидит!

У меня просто сердце зашлось, когда он остановился возле меня. Спросил, где здесь интернат Гольденштайн. Ему надо записать туда дочку.

Я говорю: вы можете взять меня с собой, потому что мне как раз туда.

Сажусь в машину, и мы едем в интернат.

Стоит только встретить шикарного кавалера, так он непременно женат, да ещё и с дочкой-школьницей.

20 сентября 1952 года

У нас потрясающая учительница, фрау Августина! Монике, Маргит и мне она нравится больше всех. Я её безумно люблю. Она даже может вместе с нами устраивать всякое озорство.

Рисую я просто со страстью. Если я не стану артисткой, то тогда — художницей.

Фрау Августина разрешает мне, одной из всего класса, разрисовывать тарелки. У меня есть в Зальцбурге знакомый столяр. Он живет недалеко от собора. Когда я в прошлый раз была в Зальцбурге, то заказала ему деревянную тарелку.

Сейчас я её раскрашиваю: хочу подарить маме на Рождество. Все-таки здорово, что мы тут можем мастерить.

А вот рукоделие для меня просто отвратительно. Всё равно как у Герты у меня никогда не получится. Герта сидит в классе рядом со мной, она у нас — лучшая. У неё очень много достоинств, но я почему-то не хотела бы быть такой, как она. Хотя списывать у неё здорово.

На прошлой неделе мы писали классную работу по математике. Я математику просто ненавижу. К несчастью, меня ещё посадили отдельно. На скамейку за пианино, совсем далеко от Герты. Но случилось чудо: у меня всё получилось. Все решила правильно и получила единицу. Первую честно заработанную единицу [1] по математике.

Иногда чудеса всё-таки происходят.

1 октября 1952 года

Вот повезло: для интерната купили радиоприёмник! Я могла бы сидеть возле него часами и крутить ручку. Волшебное чувство слушать, как говорят люди, которые живут так далеко, что их и не понять. У меня просто страсть узнать хоть частичку огромного мира.

Хотя и здесь прекрасно.

Особенно летом. Но мы же должны весь день напролёт сидеть здесь, в интернате! Не для меня такая жизнь.

19 октября 1952 года

Из окна классной комнаты виден Эльсбетен. Так называется деревня рядом с интернатом. Там церковь, а вокруг неё торчат домишки, как цыплята вокруг наседки. Видна главная улица. Она ведёт в Зальцбург, а ещё дальше — в Вену.

Вена! Должно быть, великолепный город. Я его совсем не знаю, хотя там родилась. Занятно, я же могу считаться настоящей венкой. Но жила там только первые четыре недели, а потом — в Берхтесгадене. У нас там красивый дом. Мне там ужасно нравилось.

Вольфи повезло: он сейчас ещё всё время там. А я тоскую по этому дому. Правда, так хорошо, как раньше, уже никогда не будет. С тех пор, как умерла бабушка, в доме чего-то не хватает. Она всегда так обо мне заботилась, когда мама уезжала на съёмки.

Эх, вырваться бы отсюда! Мир посмотреть, хотя бы маленький кусочек!

10 ноября 1952 года

Слава Богу, скоро Рождество. Могу уехать в Берхтесгаден. Нужно непременно закончить расписывать тарелку в подарок маме. Перед Рождеством у нас в интернате всегда всё вверх дном. Театр, репетиции. Кстати: снег идет! Всё, хватит на сегодня.

11 ноября 1952 года

Сегодня глаза бы мои не глядели на весь белый свет. Прямо за завтраком начались всякие подначки. Потому что когда я была в Зальцбурге у тёти Марианны, я остригла свои длинные волосы. Теперь у меня голова как у овечки. Или как у ежа, такие короткие кудряшки. Мони и Маргит находят, что это шикарно. Я вообще-то — тоже. Но остальные! Или насмехаются, или возмущаются. Кричат: ты выглядишь как кинозвезда! Слова довольно-таки лестные, потому что ведь киноартистки очень симпатичные. Но КАК они это говорили! Меня это взбесило.