Валентин Стариков - На боевом курсе

Дальнейшее выжидание становилось уже невыносимым. Каждому хотелось чем-то заняться, отвлечься хотя бы на короткое время, сократить слишком медленное его течение. Захотелось подняться в рубку и осмотреться в перископ раньше того времени, которое необходимо выдержать, чтобы не выдать себя. Здесь нужна выдержка. Годами воспитывается это качество командира-подводника. Все его действия в бою подчинены здравому смыслу и расчету. Пылкий темперамент — хорошее качество для военного человека, но в подводном флоте более чем где бы то ни было нужно держать темперамент под контролем рассудка.

Мы медленно входили в фиорд.

Подошло время всплытия под перископ. Исполняя команду, боцман быстро вращал штурвалы и перекладывал рули на всплытие. Стрелка глубиномера поддалась и медленно поползла к цифре, отмечающей перископную глубину.

Я уже находился в рубке и терпеливо ожидал момента, когда можно будет поднять перископ. Следя за диферентом и глубиной, нажал, наконец, электрическую кнопку, и перископ с шумом пошел вверх. Пока шли в узкости под водой, мы больше всего опасались, как бы какое-нибудь малоизвестное течение не отнесло нас к берегу. Поэтому, оглядевшись, я быстро оценил место лодки относительно берегов и дал штурману несколько отсчетов с азимута на выступающие впереди мысы фиорда.

Обзор был короткий, но и этого времени хватило на то, чтобы запечатлеть в памяти картину внешнего мира. Справа и слева возвышались отвесные обрывистые, двухсотметровой высоты, скалистые берега. Ощущение было такое, будто мы находимся в каком-то глубоком колодце, окруженном почти отвесными стенами. Поэтому и фиорд казался более узким, чем он был в действительности. Впереди выступал темный мыс, резко выделяющийся на ярко освещенной солнцем поверхности залива. За этим мысом находилась гавань, сейчас она была нашей заветной целью. В тот самый момент, когда я намеревался опустить перископ, в поле зрения пролетела чайка, ее неожиданное появление заставило меня вздрогнуть.

Погрузились на глубину. На карте уже было нанесено наше место. Помощник командира, работая со штурманом, не ошибся в расчетах — место лодки на карте почти совпадало со счислением. Теперь более уверенно, но попрежнему осторожно, крадучись, мы продолжали свой путь вперед.

— Если мы не обнаружили себя и нам не помешают, то через полчаса будем в гавани, — сказал Щекин.

По расчету мы уже подходили к мысу, от которого следовало сделать поворот, ибо прямо по носу в пятистах-шестистах метрах находился берег.

Снова всплыли под перископ. И во-время. Из-за мыса открывалась гавань. Командую приготовиться к атаке и с замиранием сердца рассматриваю порт, все более и более развертывающийся перед глазами. Кажется, на рейде пусто: ни одного корабля не видно. Меня охватывает чувство досады: неужели и здесь опоздали, неужели никого нет? Стараюсь убедить себя, что это не так, но по мере того как рейд и гавань открываются и еще ничего не видно, — эта мысль укрепляется в сознании.

Передо мной лежит весь южный берег гавани; пустой причал, немного в стороне от него, на возвышенности, знакомая по рассказам разведчиков, гостиница, окрашенная в белый цвет — здесь живут немецкие офицеры. Вращая перископ в сторону гавани, напряженно, до режущей боли в глазах рассматриваю береговую черту, прощупываю взглядом каждый камень, каждую складку местности. И вдруг кровь приливает к голове: у западного причала обнаруживаю два транспорта, тесно прижавшихся друг к другу штевнями. Один из них товаро-пассажирский — с белой палубной надстройкой, другой — грузовой. Первый водоизмещением десять-одиннадцать тысяч тонн, второй — тысяч семь-восемь. Разгрузочные стрелы на них приподняты, а на гафелях развеваются флаги со свастикой в белом круглом поле. Охватывает чувство неудержимой радости. Не сумев сдержаться, я кричу: «Транспорты!».

Команды одна за другой быстро понеслись по отсекам лодки, еще быстрее идут доклады об исполнении. Дана команда на руль — лодка медленно покатилась вправо.

Тесная гавань позволяет стрельбу торпедами только на медленной циркуляции. Решаю сразу — топить оба транспорта. Осторожность уже не занимает, о скрытности не думаю, так как времени до залпа слишком мало.

Мы прорвались к цели, обманув бдительность врага. Нам удалось пройти под носом у противника незамеченными, и теперь все возможности в наших руках. Крест прицеливания окуляра перископа медленно наползает на нос переднего транспорта…

— Пли! — командую я.

Прицельная линия коснулась носа второго транспорта. Через несколько секунд снова подал команду — «Пли». Сильный толчок в корпус лодки — своеобразный сигнал — торпеды вышли из аппаратов. На поверхности воды появились голубые полосы — следы идущих торпед. Вот они пересекли поле зрения перископа и, быстро вытягиваясь, как по линейке, устремились в сторону противника.

Лодка идет носом вверх и быстро всплывает. Нужно, не теряя ни секунды, погрузиться на глубину, чтобы не подставить свой борт под обстрел береговых батарей, которые находятся внутри самой гавани; малые расстояния позволяют им стрелять прямой наводкой.

— Право на борт, средний ход. Погружаться!

В центральном посту началось движение. Инженер-механик не отрывает глаз от контрольных приборов, постукивая по трубке глубомера пальцем, четко отдает приказания по отсекам. Он, кажется, ничего не замечает вокруг себя, не слышит ничего, что не имеет отношения к его ответственной работе. Время от времени жестами правой руки он делает своеобразные знаки «команды»; их может понимать только Тюренков, привыкший к немому языку. Тюренков следит за каждым движением своего командира. Одной рукой он виртуозно управляет реостатами помп, другой быстро находит, открывает пли закрывает нужный клапан среди десятков других похожих клапанов. В эти минуты и он уходит в себя. Не замечая и не чувствуя окружающего, занят только одним — водяными системами, — они, подобно кровеносной системе живого организма, внутри и снаружи опоясывают весь корпус корабля.

Тюренков уверенно направляет быстрые потоки воды по нужным каналам в этом сложном лабиринте трюмной водяной системы. Растеряйся и открой он тут же рядом расположенный, такой же по виду клапан — и все дело будет испорчено. Он внешне спокоен, не суетлив, но быстр в движениях. Закончив одну манипуляцию и доложив об этом стоящему рядом с ним инженер-механику, он переходит к другой, третьей.

— Лодка погружается! — тяжела дыша, докладывает боцман Хвалов, стоящий на горизонтальных рулях.

— Загнали, наконец, — облегченно проговорил Смычков, когда уже поддиферентованная лодка послушно пошла на глубину. После того как была остановлена центробежная помпа, в центральном посту снова стало тихо.